тай» со значением радостный, счастливый [1, с. А в том, что тай — это всегда, при любых обстоятельствах, рыба счастливая, убеждает еще одна пословица, для понимания которой следует обратиться к древним японским обычаям. Пословица эта довольно популярна и звучит так «Кусаттэ мотай Хоть и протухла, но тай. На бытовом уровне ее употребляют при подчеркивании вечной ценности чего-либо или всепрощении кого-либо, по принципу Плохо поступил, но ведь талант. Однако история возникновения этой пословица связаны с распространенными существующим во многих районах страны до сих пор особым обычаем употребления рыбы-тай.
Дело в том, что благодаря своей красной окраске (хотя среди этих рыб есть немало видов с темной, серо-черной окраской, рыба-тай особенно под Новый год приобретала ярко выраженный благопожелательный смысл. Красный цвет всегда считался в Японии счастливым, предохраняющим от болезней. Таким образом, рыба-тай издавна входила в состав праздничных блюди подношений божествам. Вместе стем существовали строгие правила, определяющие время, когда можно было есть новогоднюю рыбу-тай. Так, в ряде мест рыбу-тай можно было есть только на праздник бога рыболовства Эбису, а именно 10 числа го месяца [4, т. 2, с. Известны случаи, когда двух сцепленных вместе соленых рыб-тай подносили богам, подвешивая их над очагом или раскладывая на домашнем алтаре. Рыбы должны были находиться на указанных местах строго до 1 июня, после чего обязательно съедались. Только четкое выполнение этого правила гарантировало выздоровление больных и защиту здоровых от всякого рода недугов [3, т. 14, с. Но, пожалуй, самой удивительной была традиция не есть сырую новогоднюю рыбу-тай до 20 января [6, с. 203]. Конечно, рыбак этому моменту уже начинала портиться, и появлялся неприятный запах, но она еще была пригодна к употреблению, правда, уже в жареном виде. Именно из этого обычая и родилась, по мнению Токита Масамидзу, пословица Хоть и протухла, но тай [6, с. Кроме пословиц, ярко отразивших отношение японцев к рыбе-тай ивозникших как прямое отражение обычаев и обрядов, связанных с этой рыбой, широкое распространение получили также многочисленные народные приметы, к которым японцы издавна относились весьма серьезно. Так, например, в преф. Тотиги считалось счастьем увидеть рыбу-тай во сне, так как это означало долгую жизнь. Для благополучия роженицы и новорожденного, по поверьям, бытовавшим в преф. Окаяма, нужно было три дня после родов есть только рыбу-тай. Интересно, что в ряде мест в той же префектуре, наоборот, существовал запрет на употребление именно рыбы-тай именно впервые три дня после родов. Известны случаи запрета на употребление рыбы-тай ив период работ по посадке риса (преф. Акита).
Происхождение такого рода примет и запретов не всегда удается объяснить, однако, совершенно очевидно, что целью их часто была забота о здоровье идол- голетии. Известно, например, что в преф. Хёго именно с целью «призывания» здоровья ежегодно в августе, когда проходил праздник, вовремя которого дети, нарисовав ры- бу-тай и цветы глицинии, обходили дома, где в этот момент были больные и немощные, и таким образом отгоняли болезни [5, с. Интересно, что представления об окуне, как о благопо- желательной рыбе, были связаны, прежде всего, с синтоизмом. Недаром в главном синтоистском храме Японии — храме богини Солнца Аматэрасу — Исэ дзингу в священной трапезе сушеная рыба-тай стоит на втором месте, уступая первенство только моллюску-аваби. При этом рецепт приготовления сушеной рыбы-тай, известный еще с эпохи
Хэйан (IX–XII вв.), сохраняется до сих пор. Также как неизменно и место ее приготовления — остров Синодзима в заливе Исэ. Там рыба сушится на специальных приспособлениях прямо на морском берегу, естественным путем впитывая морской воздух и нежась на ярком солнце. Приготовленная таким образом рыба известна как ом-
бэтай [3, т. 14, с. Велико значение рыбы-тай ив синтоистской празд- нично-обрядовой культуре японцев. Среди современных японских праздников годового цикла найдется немало таких, которые прославляют эту рыбу, призывая людей рассчитывать на ее благосклонность.
Самый известный из них — Тай-мацури, название которого буквально как рази означает Праздник ры- бы-тай». Этот праздник проводится ежегодно в середине июля в преф. Аити. Его кульминацией является появление на улицах города огромной объемной рыбы-тай, сделанной из ткани. Длина этой рыбы 20 метров, а высота — 5 метров. Рыба внутри полая, поэтому там без труда помещается небольшой оркестр — флейты и барабаны, а также огромное количество детей. В сопровождении длинной праздничной процессии, рыба-тай за счет детских ног проплывает по улицам города, желая жителям здоровья и процветания. Затем она направляется к морю, чтобы на берегу молить богов о будущем богатом улове и безопасном мореходстве, т. 14, с. Очевидно, что у рыбы-тай было множество причин стать в японской традиции носителем счастья и иметь свой собственный цикл пословиц и примет. Упоминая эту рыбу, а также приобретая изображение рыбы-тай, сделанные из папье-маше и керамики, а то и просто нарисованные на открытке, японцы просят высшие силы о здоровье идол- голетии, обращаются за помощью в нелегком рыбацком труде и верят, что красная рыбка обязательно будет оберегать тех, чья судьба связана с морем
Филология и лингвистика в современном мире
Литература:
1. Кандзаки Норитакэ. Кайун. Энги ёмихон (Поворот к лучшему. Книга о благопожелательных символах. — Токио,
2000.
2. Кодзики. Записи одеяниях древности. Свиток 1. Пер. ЕМ. Пинус. — СПб., 2000.
3. Нихон дайхякка дзэнсё (Большой японский энциклопедический словарь. Encyclopedia Japonica. — Токио, 1994.
4. Нихон миндзоку дайдзитэн (Большой японский этнографический словарь) в 2 т. — Токио, 2000.
5. Судзуки Тодзо. Нихон дзокугэн дзитэн (Словарь японских народных примет. — Токио, 1982.
6. Токита Масамидзу. Иванами котовадза дзитэн (Словарь пословиц и поговорок, выпущенный издательством Иванами. — Токио, 2000.
Литература:
1. Кандзаки Норитакэ. Кайун. Энги ёмихон (Поворот к лучшему. Книга о благопожелательных символах. — Токио,
2000.
2. Кодзики. Записи одеяниях древности. Свиток 1. Пер. ЕМ. Пинус. — СПб., 2000.
3. Нихон дайхякка дзэнсё (Большой японский энциклопедический словарь. Encyclopedia Japonica. — Токио, 1994.
4. Нихон миндзоку дайдзитэн (Большой японский этнографический словарь) в 2 т. — Токио, 2000.
5. Судзуки Тодзо. Нихон дзокугэн дзитэн (Словарь японских народных примет. — Токио, 1982.
6. Токита Масамидзу. Иванами котовадза дзитэн (Словарь пословиц и поговорок, выпущенный издательством Иванами. — Токио, 2000.
Художественная литература
Х У ДОЖЕ СТ ВЕН НА ЯЛ И ТЕР АТУ Р А
Фольклорно-этнографический компонент в художественной структуре произведений А. Кекильбаева
Джамбаева Жанар Абинсериковна, доктор филологических наук, доцент;
Толемысова Куралай Муратовна, магистр педагогических наук, преподаватель
Евразийский национальный университет имени Л. Н. Гумилева (г. Астана, Казахстан)
Ключевые слова фольклор, фольклорный образ, А. Кекильбаев, этнографизмы, казахская литература
А
биш Кекильбаев — видный представитель казахской литературы второй половины XX века. Его прозаические произведения четко определили основной круг проблем творческих интересов и замыслов и раскрыли его склонность к неторопливой сказовой манере, к философичности, к психологизму. С детства писатель не только прекрасно знал устное народное творчество, но впитал его в себя. Можно сказать, что его художественные вкусы сформировали легенды, предания, притчи и баллады, поэтому Абиш Кекильбаев нередко обращался к истории и народному творчеству казахского народа.
Здесь уместно вспомнить слова ПС. Выходцева: подавляющее большинство писателей — это выходцы из народной гущи, для которых народное творчество — родная и близкая стихия. Поэтому они не столько обращаются в нужных случаях к фольклорным источникам для решения своих профессиональных задач, сколько несут в себе эти начала, смелее идут на сближение литературных и фольклорных традиций [1, с. Начало творческого пути А. Кекильбаева совпало как раз с довольно бурным периодом пристального и обостренного внимания многих казахских литераторов к прошлому своего народа, к своей почти неведомой истории. Писатель пошел совершенно по иному пути. В повестях Баллада забытых лет, «Хатынгольская баллада, Колодец, Состязание, прибегая к искусной аранжировке древних преданий, сказов, притчей, он воссоздает не только нравственный облик яркого и сурового прошлого, но и затрагивает глобальные проблемы современности.
Поднимая общечеловеческие проблемы и широко используя фольклорные мотивы и сюжеты, А. Кекильбаев раскрывает глубину духовного мира героев. События, сюжеты многих его произведений известны в народном представлении из фольклора, но стилевые и содержательные акценты, интонации уже резко окрашены индивидуальным видением мира писателя.
Раскрывая фольклоризм А. Кекильбаева, известный писатель Г. Бельгер отметил, что достоинство и сила художественной палитры А. Кекильбаева в том, что он по-современному историко-философски переосмысливает
«сказанья старины глубокой извлекает из древних легенд общечеловеческие гуманистические корни-формулы, по-новому, очень актуально высвечивая осколок древней правды [2, c. В современной казахской литературе особое место отводится национально-фольклорным образам. В повестях Баллада забытых лети «Хатынгольская баллада А. Кекильбаева выделяются образы степи, кюйши, коня, мудрого старика, мудрой девушки, дьявола, которые определяют специфику национального колорита его произведений. Так, образ коня в литературе, сохранив фольклор- но-эпические черты, получает различные интерпретации
1) конь как неизменный спутники друг 2) конь как спаситель) конь как символ жизни.
Культ коня и его иделизация, характерный для казахского народа, во всех своих ипостасях отражен в повести
«Хатынгольская баллада, где он воспринимается не только как спутник, но друг своего хозяина, верный союзники помощник. Можно сказать, что между хозяином и конем существует тесная связь и взаимопонимание Сивый
аргамак, выпучив глаза, кружился поодаль, боясь приблизиться к связанному, распластанному на землю хозяину, на котором восседал свирепый Дюимкара»
[3, c. 540]. Такое взаимопонимание, осознаваемое, скорее всего на подсознательном уровне, помогает героям преодолеть тот страх, который поглощает их с неимоверной силой, страх перед смертью. И конь и хозяин (Кокборе) надеются не только на себя, но и друг на друга.
К фольклору восходят и женские образы повести. Так, образ тангутской ханши Гурбельжин, предстает в разных ролях мудрой девушки, мстительницы, красавицы. Она выступает и как мудрая дева, и как невинная жертва
Чингисхана. Рассмотрим образ Гурбельжин как мудрой девы и девы-воительницы. Отметим, что автор не ставит перед своей героиней трудных задач, как в женских сказках. Не обнаруживаются и сюжеты, связанные с глупым ханским сыном или со спасением хана из неволи. В чем заключается ее мудрость
Х У ДОЖЕ СТ ВЕН НА ЯЛ И ТЕР АТУ Р А
Фольклорно-этнографический компонент в художественной структуре произведений А. Кекильбаева
Джамбаева Жанар Абинсериковна, доктор филологических наук, доцент;
Толемысова Куралай Муратовна, магистр педагогических наук, преподаватель
Евразийский национальный университет имени Л. Н. Гумилева (г. Астана, Казахстан)
Ключевые слова фольклор, фольклорный образ, А. Кекильбаев, этнографизмы, казахская литература
А
биш Кекильбаев — видный представитель казахской литературы второй половины XX века. Его прозаические произведения четко определили основной круг проблем творческих интересов и замыслов и раскрыли его склонность к неторопливой сказовой манере, к философичности, к психологизму. С детства писатель не только прекрасно знал устное народное творчество, но впитал его в себя. Можно сказать, что его художественные вкусы сформировали легенды, предания, притчи и баллады, поэтому Абиш Кекильбаев нередко обращался к истории и народному творчеству казахского народа.
Здесь уместно вспомнить слова ПС. Выходцева: подавляющее большинство писателей — это выходцы из народной гущи, для которых народное творчество — родная и близкая стихия. Поэтому они не столько обращаются в нужных случаях к фольклорным источникам для решения своих профессиональных задач, сколько несут в себе эти начала, смелее идут на сближение литературных и фольклорных традиций [1, с. Начало творческого пути А. Кекильбаева совпало как раз с довольно бурным периодом пристального и обостренного внимания многих казахских литераторов к прошлому своего народа, к своей почти неведомой истории. Писатель пошел совершенно по иному пути. В повестях Баллада забытых лет, «Хатынгольская баллада, Колодец, Состязание, прибегая к искусной аранжировке древних преданий, сказов, притчей, он воссоздает не только нравственный облик яркого и сурового прошлого, но и затрагивает глобальные проблемы современности.
Поднимая общечеловеческие проблемы и широко используя фольклорные мотивы и сюжеты, А. Кекильбаев раскрывает глубину духовного мира героев. События, сюжеты многих его произведений известны в народном представлении из фольклора, но стилевые и содержательные акценты, интонации уже резко окрашены индивидуальным видением мира писателя.
Раскрывая фольклоризм А. Кекильбаева, известный писатель Г. Бельгер отметил, что достоинство и сила художественной палитры А. Кекильбаева в том, что он по-современному историко-философски переосмысливает
«сказанья старины глубокой извлекает из древних легенд общечеловеческие гуманистические корни-формулы, по-новому, очень актуально высвечивая осколок древней правды [2, c. В современной казахской литературе особое место отводится национально-фольклорным образам. В повестях Баллада забытых лети «Хатынгольская баллада А. Кекильбаева выделяются образы степи, кюйши, коня, мудрого старика, мудрой девушки, дьявола, которые определяют специфику национального колорита его произведений. Так, образ коня в литературе, сохранив фольклор- но-эпические черты, получает различные интерпретации
1) конь как неизменный спутники друг 2) конь как спаситель) конь как символ жизни.
Культ коня и его иделизация, характерный для казахского народа, во всех своих ипостасях отражен в повести
«Хатынгольская баллада, где он воспринимается не только как спутник, но друг своего хозяина, верный союзники помощник. Можно сказать, что между хозяином и конем существует тесная связь и взаимопонимание Сивый
аргамак, выпучив глаза, кружился поодаль, боясь приблизиться к связанному, распластанному на землю хозяину, на котором восседал свирепый Дюимкара»
[3, c. 540]. Такое взаимопонимание, осознаваемое, скорее всего на подсознательном уровне, помогает героям преодолеть тот страх, который поглощает их с неимоверной силой, страх перед смертью. И конь и хозяин (Кокборе) надеются не только на себя, но и друг на друга.
К фольклору восходят и женские образы повести. Так, образ тангутской ханши Гурбельжин, предстает в разных ролях мудрой девушки, мстительницы, красавицы. Она выступает и как мудрая дева, и как невинная жертва
Чингисхана. Рассмотрим образ Гурбельжин как мудрой девы и девы-воительницы. Отметим, что автор не ставит перед своей героиней трудных задач, как в женских сказках. Не обнаруживаются и сюжеты, связанные с глупым ханским сыном или со спасением хана из неволи. В чем заключается ее мудрость
Филология и лингвистика в современном мире
На наш взгляд, мудрость героини не только в том, что она обладает знаниями (знание традиций, законов и тайн природы, которые ставят ее выше других людей, а в том, что в образе девушки воплотилась гармоничная природа, универсальная духовная культура народа, что позволяет говорить о метонимичности образа. Возможно поэтому ее образ, как никакой другой, оказывается наиболее полным по насыщенности фольклорным. Вспомним, сказки и легенды казахского и русского народов, в которых изображена мудрость женщины Василиса Премудрая,
«Жиренше шешен мен Қарашаш сұлу».
Мудрость раскрывает в характере ханши уверенность в себе, терпение, и спокойствие в любых ситуациях. Эти качества можно увидеть тогда, когда Чингисхан после гибели города тангутов, сказал последнему тангуту, хану
Шидургу: Теперь, кроме тебя, на всей земле не осталось ни одного мужчины-тангута! Все брюхатые бабы заколоты, ни один тангут не родится больше на свет Скажи, кто будет мстить за тебя [3, c. 648]. Наблюдая за этой сценой, ханша Гурбельжин еле сдерживала себя. И благодаря своей мудрости, сумела отомстить хану, коварным образом войдя в доверие
«Чингисхан только было приник к ложбинке меж ее тугих, будто гранат грудей, как вдруг охнул, задрожали обмяк. Его скрученное от боли тело мешком свалилось рядом с ханшей. Гурбельжин схватила
что-то случайно оставшееся от ее одежд и бросилась из шатра. Великий повелитель сел на корточки, с ужасом взирая на кровь, оросившую его дряблые ляжки Там же, с. Автор подробно не описывает тот момент, когда
Гурбельжин убивает хана. Так, писатель оставляет нас вне- ведении, но согласно легенде Гурбельжин зубами причинила смертельную рану Чингисхану. Почему же автор приводит свою героиню к фатальному исходу — к ее гибели Здесь важным становится раскрытие образа как метонимического. В ее образе, вобравшем в себя вечное, а потому и мудрое, представлена сама земля (государство) тангутов.
Люди нашли останки тангутской красавицы и бережно захоронили их на вершине холма. Оседают горы, но холм этот становится все выше, потому что в памяти поколений образ Гурбельжин остался как символ свободолюбия, и каждый кому довелось увидеть ее курган, добавляет к нему горсть земли. Смерть Гурбельжин — это гибель тангутской империи. На наш взгляд, ей не остается ничего, кроме самоубийства она потеряла своего мужа, свой народ, свою Родину. Ханша отомстила Чингисхану за смерть своего мужа, за гибель земли. Смерть ханши утверждает непокоренный дух воли и человеческого достоинства, перед которым бессилен и обречен сам Чингисхан, покоривший полмира.
Отметим, что при описании портрета героини автор прибегает к традиционной сказочной формуле красоты ай
десе — аузы, кн десе- көзі бар бір сұлу» (сказал бы луна — да у нее рот есть, сказал бы солнце да у нее глаза есть. Интерпретация в переводе с яркими, как звезды, глазами [3, с. К фольклорным средствам можно отнести и прием психологического параллелизма, сопоставляющего состояние девушки с животным миром — «қақпанға түскен
еліктей өз-өзінен үркіп тұрған аруға» она дрожала как косуля в какпане») [3, с. 603]. Указанные средства не только рисуют внешний вид ханши, но и характеризуют ее духовный мир. Отметим также, что автор часто прибегает к белому цвету, как символу чистоты и доброты.
В повести Баллада забытых лет можно указать на генетическую связь образа главного героя кюйши с образом мифического и легендарного Коркута, который с помощью своего магического инструмента кобыз тщетно пытался победить время и достичь бессмертия. Кюйши искусной игрой на домбре повествует о трагической гибели сына Жонеута, о жестокости и бессмысленности межнациональных распрей, сеющих вокруг смерть.
А. Кекильбаев не только переосмысливает притчу-кюй фабульный музыкальный жанр казахского фольклора, но и сама повесть деавтоматизирует фабулу. Писатель создает свою интерпретацию жанра кюй-аныз (кюй-ле- генда), создав образ жестокого воина и простого человека. В пределах фольклора жанр повторяется, сохраняя все свои правила «кюйши-музыкант — талантливая жертва, Жонеут — жестокий тиран. Таково черно-белое
(положительно-отрицательное с самого начала) изображение фольклорного жанра [4, с. В данной повести автор показывает нам, что музыка
(кюй) неподвластна смерти своего творца. Герой в повести умирает, как и Коркут. Это непросто музыкант, но и человек, сумевший передать чувства и переживания народа на подсознательном уровне. К таким людям издревле относились с почтением, считая их представителями духов. Мелодия домбры, проникая в глубину души, призывая к миру, дружбе и согласию победила Жонеута, ноне спасла от смерти кюйши. Кюй — это выражение духа казахского народа, звучащая нить, связывающая прошлое и настоящее.
Кроме вышеизложенных фольклорных образов, автор органично вводит и другие. К примеру, в художественной ткани повести Баллада забытых лет можно встретить и метафорическую интерпретацию демонологических персонажей фольклора — шайтанов и джинов. Они выступают не как самостоятельные образы, а как средство художественной выразительности и экспрессивности Что тогда началось Длинные пики, которые только что прокалывали тела, начали тыкаться в окна домов, эти слепые глаза шайтана. Тяжесть дубин крошила двери, кривые сабли повисли над затылками стариков, женщин и детей [3, c. Или же И как бы ни было много их, монгольских, облаченных в овечьи шкуры воинов, как бы ни копошились они вокруг, они были бессильны против хитростей этой дьявольской крепости, наскакивали и тут же откатывались назад Там же, c. 619].
На наш взгляд, мудрость героини не только в том, что она обладает знаниями (знание традиций, законов и тайн природы, которые ставят ее выше других людей, а в том, что в образе девушки воплотилась гармоничная природа, универсальная духовная культура народа, что позволяет говорить о метонимичности образа. Возможно поэтому ее образ, как никакой другой, оказывается наиболее полным по насыщенности фольклорным. Вспомним, сказки и легенды казахского и русского народов, в которых изображена мудрость женщины Василиса Премудрая,
«Жиренше шешен мен Қарашаш сұлу».
Мудрость раскрывает в характере ханши уверенность в себе, терпение, и спокойствие в любых ситуациях. Эти качества можно увидеть тогда, когда Чингисхан после гибели города тангутов, сказал последнему тангуту, хану
Шидургу: Теперь, кроме тебя, на всей земле не осталось ни одного мужчины-тангута! Все брюхатые бабы заколоты, ни один тангут не родится больше на свет Скажи, кто будет мстить за тебя [3, c. 648]. Наблюдая за этой сценой, ханша Гурбельжин еле сдерживала себя. И благодаря своей мудрости, сумела отомстить хану, коварным образом войдя в доверие
«Чингисхан только было приник к ложбинке меж ее тугих, будто гранат грудей, как вдруг охнул, задрожали обмяк. Его скрученное от боли тело мешком свалилось рядом с ханшей. Гурбельжин схватила
что-то случайно оставшееся от ее одежд и бросилась из шатра. Великий повелитель сел на корточки, с ужасом взирая на кровь, оросившую его дряблые ляжки Там же, с. Автор подробно не описывает тот момент, когда
Гурбельжин убивает хана. Так, писатель оставляет нас вне- ведении, но согласно легенде Гурбельжин зубами причинила смертельную рану Чингисхану. Почему же автор приводит свою героиню к фатальному исходу — к ее гибели Здесь важным становится раскрытие образа как метонимического. В ее образе, вобравшем в себя вечное, а потому и мудрое, представлена сама земля (государство) тангутов.
Люди нашли останки тангутской красавицы и бережно захоронили их на вершине холма. Оседают горы, но холм этот становится все выше, потому что в памяти поколений образ Гурбельжин остался как символ свободолюбия, и каждый кому довелось увидеть ее курган, добавляет к нему горсть земли. Смерть Гурбельжин — это гибель тангутской империи. На наш взгляд, ей не остается ничего, кроме самоубийства она потеряла своего мужа, свой народ, свою Родину. Ханша отомстила Чингисхану за смерть своего мужа, за гибель земли. Смерть ханши утверждает непокоренный дух воли и человеческого достоинства, перед которым бессилен и обречен сам Чингисхан, покоривший полмира.
Отметим, что при описании портрета героини автор прибегает к традиционной сказочной формуле красоты ай
десе — аузы, кн десе- көзі бар бір сұлу» (сказал бы луна — да у нее рот есть, сказал бы солнце да у нее глаза есть. Интерпретация в переводе с яркими, как звезды, глазами [3, с. К фольклорным средствам можно отнести и прием психологического параллелизма, сопоставляющего состояние девушки с животным миром — «қақпанға түскен
еліктей өз-өзінен үркіп тұрған аруға» она дрожала как косуля в какпане») [3, с. 603]. Указанные средства не только рисуют внешний вид ханши, но и характеризуют ее духовный мир. Отметим также, что автор часто прибегает к белому цвету, как символу чистоты и доброты.
В повести Баллада забытых лет можно указать на генетическую связь образа главного героя кюйши с образом мифического и легендарного Коркута, который с помощью своего магического инструмента кобыз тщетно пытался победить время и достичь бессмертия. Кюйши искусной игрой на домбре повествует о трагической гибели сына Жонеута, о жестокости и бессмысленности межнациональных распрей, сеющих вокруг смерть.
А. Кекильбаев не только переосмысливает притчу-кюй фабульный музыкальный жанр казахского фольклора, но и сама повесть деавтоматизирует фабулу. Писатель создает свою интерпретацию жанра кюй-аныз (кюй-ле- генда), создав образ жестокого воина и простого человека. В пределах фольклора жанр повторяется, сохраняя все свои правила «кюйши-музыкант — талантливая жертва, Жонеут — жестокий тиран. Таково черно-белое
(положительно-отрицательное с самого начала) изображение фольклорного жанра [4, с. В данной повести автор показывает нам, что музыка
(кюй) неподвластна смерти своего творца. Герой в повести умирает, как и Коркут. Это непросто музыкант, но и человек, сумевший передать чувства и переживания народа на подсознательном уровне. К таким людям издревле относились с почтением, считая их представителями духов. Мелодия домбры, проникая в глубину души, призывая к миру, дружбе и согласию победила Жонеута, ноне спасла от смерти кюйши. Кюй — это выражение духа казахского народа, звучащая нить, связывающая прошлое и настоящее.
Кроме вышеизложенных фольклорных образов, автор органично вводит и другие. К примеру, в художественной ткани повести Баллада забытых лет можно встретить и метафорическую интерпретацию демонологических персонажей фольклора — шайтанов и джинов. Они выступают не как самостоятельные образы, а как средство художественной выразительности и экспрессивности Что тогда началось Длинные пики, которые только что прокалывали тела, начали тыкаться в окна домов, эти слепые глаза шайтана. Тяжесть дубин крошила двери, кривые сабли повисли над затылками стариков, женщин и детей [3, c. Или же И как бы ни было много их, монгольских, облаченных в овечьи шкуры воинов, как бы ни копошились они вокруг, они были бессильны против хитростей этой дьявольской крепости, наскакивали и тут же откатывались назад Там же, c. 619].
Художественная литература
Мистический образ джинна служит выражением народных суеверий и представлений о людях талантливых и незаурядных. Так, согласно поверьям джинны вселяются чаще всего в шаманов, представителей искусства и акы- нов-импровизаторов: Душа Даулета — обиталище джиннов. Они заставили его забыть честь и кровные обиды [3, с. 544]. Или же И тогда ему вспомнился бедняга Кок-боре. Не такой уж он был наивный, когда не уставал твердить, что кюйши и бахши — порождение нечистой силы. Не помогай им дьявол, могли бы они околдовать толпу Там же, c. Таким образом, писатель в повестях Баллада забытых лети «Хатынгольская баллада плодотворно использует фольклорные образы.Автор является свидетелем недавнего прошлого и раскрывает современникам собственное видение пережитого и выстраданного, показывая глубину и многогранность происходящего. Фольклор нужен писателю не для буквального воспроизведения, а, как правило, служит истоком для его индивидуальных художественных открытий.
Одной из характерных черт творчества А. Кекильбаева становится, безусловно, не только обращение к этнографическим материалам, но и их глубокое осмысление, передающее колорит эпохи и определенной национальной среды, что делает сюжет не только художественными достоверным, но и интересным.
В Балладе забытых лети «Хатынгольской балладе повествуется об отдаленных от читателей тысячами, сотнями лет событиях и людях, находит отражение этническое многообразие, быт, обычаи, обряды, традиции, ритуалы тюркских народов. Этнографизмы сохраняют в себе духовное и материальное наследие народа каждой эпохи. Они описывают общественную жизнь народа, национальную историю или культуру, также являются одним из источников культурно-духовного богатства. Так, поскольку доминирующим в Балладах становится мотив смерти, на страницах повести встречается множество упоминаний, связанных с похоронными обрядами — погребения, совершение ритуалов и культов, тризны, чтение заупокойных молитв, жертвоприношения и пр, которые естественно и гармонично вплетаются в повествование. Вводя их в текст, писатель подчеркивает разницу между традициями казахов и туркмен.
Сравним: Когда у казахов траур, в ауле неспокойно. Кто-то приезжает, кто-то уезжает. Снова и снова оплакивают покойника. Он день-деньской лежит в правом углу юрты, доступный всем для прощания. [3, c. 604]. Отмечается, что обряд похорон у казахов совершается неспешно, не вдень смерти, а спустя сутки, а то и два усопшему предоставляют возможность последний раз переночевать дома, а родичами сородичам из дальних мест, успеть попращаться спокойными отдать последнюю дань уважения.
А вот сцена, которую наблюдает пленник-казах в туркменском ауле А здесь тихо, мрачно. Здесь спешат передать тело земле. Такой, видно обычай похоронить до захода солнца, на худой конец до полуночи оставлять тело непогребенным — великий грех. Что же, размышляет пленный, у каждого народа свои законы. То-то и спешат туркмены с покойниками на кладбище, спешат с кладбища Там же, c. Как и у других народов Средней Азии, у казахов и туркмен похороны и поминки были общественным событием, ив них принимал самое непосредственное участие род умершего человека. Как только становилось известным о смерти человека, почетные старики аула шли в дом умершего и приступали к организации похорон.
Важная роль при похоронах отводится подготовке к тризне — поминального обеда — ас, в котором центральное место занимает жертвоприношение. Вот как описан этот обряду туркмен Пятеро джигитов закатав рукава, свалили белого верблюжонка и, не дав издать стона, разделались с ним. Все свершалось быстро, с каким-то привычным исступлением. Вырыты ямы, над ними укреплены котлы, налита привезенная в дубовых кадках вода. В ямах разложен огонь. Запах сочной, еще не утратившей влаги травы плывет над утренней степью. Густые кольца бурого дыма тянутся к пробуждающемуся небу [3, c. 524]. Эта картина дается глазами пленных казахов, которым все в диковинку и которые с мальчишеским любопытством взирают на нее с мыслью вон оно как туркмены справляют поминки. Они удивлены тому, как все происходит чинно- благородно и невольно сравнивают стем, как подобное действо совершается в родных аулах, где на поминках есть место всему — и непомерному расточительству, шутками смеху, ссорам-перебранкам, песнями кюям.
В народной традиции с похороными обрядами тесно связаны культ предков и поклонение святым мощам с целью заручиться их поддержкой и очиститься от скверны. В Балладе забытых лет Жонеут и Даулет совершают намазу могилы святого Темир-баба: Оба преклонили колени, зашептали молитву. Даулет взял горсть земли и бросил на холмик под которым спал святой
[3, c. Бросание горсти земли в могилу — это один из древнейших и сакральных ритуалов. Уходит корнями в те времена, когда стихиям придавалось определенное одушевленное значение. Бросая землю, человек отпускает от себя умершего и одновременно становится причастным к самой земле, как к энергетической силе. Принимающая покойника сама земля издревле считалась чудотворной. У казахов, когда бросают горсть земли, нужно произнести
«Жатқан жері жайлы болсын» (в значении — пусть земля будет пухом В приведенном отрывке отец и сын посещают могилу накануне предстоящих боевых походов.
На могиле святого не только искали поддержки и помощи, но и давали клятву. Этот обычай также нашел отражение в повести А. Кекильбаева: Когда они подошли к концу старейшины обеих сторон поднялись
Мистический образ джинна служит выражением народных суеверий и представлений о людях талантливых и незаурядных. Так, согласно поверьям джинны вселяются чаще всего в шаманов, представителей искусства и акы- нов-импровизаторов: Душа Даулета — обиталище джиннов. Они заставили его забыть честь и кровные обиды [3, с. 544]. Или же И тогда ему вспомнился бедняга Кок-боре. Не такой уж он был наивный, когда не уставал твердить, что кюйши и бахши — порождение нечистой силы. Не помогай им дьявол, могли бы они околдовать толпу Там же, c. Таким образом, писатель в повестях Баллада забытых лети «Хатынгольская баллада плодотворно использует фольклорные образы.Автор является свидетелем недавнего прошлого и раскрывает современникам собственное видение пережитого и выстраданного, показывая глубину и многогранность происходящего. Фольклор нужен писателю не для буквального воспроизведения, а, как правило, служит истоком для его индивидуальных художественных открытий.
Одной из характерных черт творчества А. Кекильбаева становится, безусловно, не только обращение к этнографическим материалам, но и их глубокое осмысление, передающее колорит эпохи и определенной национальной среды, что делает сюжет не только художественными достоверным, но и интересным.
В Балладе забытых лети «Хатынгольской балладе повествуется об отдаленных от читателей тысячами, сотнями лет событиях и людях, находит отражение этническое многообразие, быт, обычаи, обряды, традиции, ритуалы тюркских народов. Этнографизмы сохраняют в себе духовное и материальное наследие народа каждой эпохи. Они описывают общественную жизнь народа, национальную историю или культуру, также являются одним из источников культурно-духовного богатства. Так, поскольку доминирующим в Балладах становится мотив смерти, на страницах повести встречается множество упоминаний, связанных с похоронными обрядами — погребения, совершение ритуалов и культов, тризны, чтение заупокойных молитв, жертвоприношения и пр, которые естественно и гармонично вплетаются в повествование. Вводя их в текст, писатель подчеркивает разницу между традициями казахов и туркмен.
Сравним: Когда у казахов траур, в ауле неспокойно. Кто-то приезжает, кто-то уезжает. Снова и снова оплакивают покойника. Он день-деньской лежит в правом углу юрты, доступный всем для прощания. [3, c. 604]. Отмечается, что обряд похорон у казахов совершается неспешно, не вдень смерти, а спустя сутки, а то и два усопшему предоставляют возможность последний раз переночевать дома, а родичами сородичам из дальних мест, успеть попращаться спокойными отдать последнюю дань уважения.
А вот сцена, которую наблюдает пленник-казах в туркменском ауле А здесь тихо, мрачно. Здесь спешат передать тело земле. Такой, видно обычай похоронить до захода солнца, на худой конец до полуночи оставлять тело непогребенным — великий грех. Что же, размышляет пленный, у каждого народа свои законы. То-то и спешат туркмены с покойниками на кладбище, спешат с кладбища Там же, c. Как и у других народов Средней Азии, у казахов и туркмен похороны и поминки были общественным событием, ив них принимал самое непосредственное участие род умершего человека. Как только становилось известным о смерти человека, почетные старики аула шли в дом умершего и приступали к организации похорон.
Важная роль при похоронах отводится подготовке к тризне — поминального обеда — ас, в котором центральное место занимает жертвоприношение. Вот как описан этот обряду туркмен Пятеро джигитов закатав рукава, свалили белого верблюжонка и, не дав издать стона, разделались с ним. Все свершалось быстро, с каким-то привычным исступлением. Вырыты ямы, над ними укреплены котлы, налита привезенная в дубовых кадках вода. В ямах разложен огонь. Запах сочной, еще не утратившей влаги травы плывет над утренней степью. Густые кольца бурого дыма тянутся к пробуждающемуся небу [3, c. 524]. Эта картина дается глазами пленных казахов, которым все в диковинку и которые с мальчишеским любопытством взирают на нее с мыслью вон оно как туркмены справляют поминки. Они удивлены тому, как все происходит чинно- благородно и невольно сравнивают стем, как подобное действо совершается в родных аулах, где на поминках есть место всему — и непомерному расточительству, шутками смеху, ссорам-перебранкам, песнями кюям.
В народной традиции с похороными обрядами тесно связаны культ предков и поклонение святым мощам с целью заручиться их поддержкой и очиститься от скверны. В Балладе забытых лет Жонеут и Даулет совершают намазу могилы святого Темир-баба: Оба преклонили колени, зашептали молитву. Даулет взял горсть земли и бросил на холмик под которым спал святой
[3, c. Бросание горсти земли в могилу — это один из древнейших и сакральных ритуалов. Уходит корнями в те времена, когда стихиям придавалось определенное одушевленное значение. Бросая землю, человек отпускает от себя умершего и одновременно становится причастным к самой земле, как к энергетической силе. Принимающая покойника сама земля издревле считалась чудотворной. У казахов, когда бросают горсть земли, нужно произнести
«Жатқан жері жайлы болсын» (в значении — пусть земля будет пухом В приведенном отрывке отец и сын посещают могилу накануне предстоящих боевых походов.
На могиле святого не только искали поддержки и помощи, но и давали клятву. Этот обычай также нашел отражение в повести А. Кекильбаева: Когда они подошли к концу старейшины обеих сторон поднялись
Филология и лингвистика в современном мире
на гору, где в пещере под скалой покоился прах святого Карамана. Тут дали они клятву положить конец вражде, жить, как подобает братьям, в мире и согласии [3, c. Необходимо отметить, что в оригинале повести старейшины дают клятву держа руку на Коране (ран ұстасып), но переводчик опускает эту важную деталь, видимо, из идеологических соображений — в х годах, в период неистового атеизма, лишнее упоминание Священной книги признавалось нежелательным.
Таким образом, на примере рассмотренных фольк- лорнах образов и этнографизмов можно констатировать, что фольклорно-этнографический компонент представляет неотъемлемую часть эстетического арсенала повестей А. Кекильбаева. Он оказывает заметное влияние на семантическую, структурную, поэтическую основы эпики, присутствуя в художественной основе романов и повестей имплицитно, в глубинных слоях текста [5, с. Фольклор и этнография вбирают в себя различные сферы духовной и материальной этнической культуры. Они исторически взаимосвязаны и определяются как кладезь мудрости народа, в которой сконцентрирован его многовековой опыт эстетического освоения действительности.
Фольклорно-этнографический компонент как яркое жанровое качество баллад А. Кекильбаева придает особую экспрессивность и выразительность повествованию, позволяет отразить самобытность характера и психологии народа.
Литература:
1. Выходцев ПС. На стыке двух художественных культур (проблема фольклоризма в литературе) // Русский фольклор. Вопросы теории фольклора АНССС. — 1979. — С. 3–30.
2. Бельгер Г. К. Брат среди братьев Статьи-размышления, литературные портреты. — Алма-Ата: Жазушы, 1981. —
148 с. Кекильбаев А. Конец легенды. Роман и повести. Перевод с казахского. — Астана Аударма, 2009. — 656 с. Исмакова А. Казахская художественная проза. Поэтика, жанр, стиль (начало ХХ века и современность. — Алматы:
Ғылым, 1998. — 394 с. Ашуба А. Е. Фольклорные традиции в художественной структуре абхазского исторического романа Гуманитарная мысль Северного Кавказа в общероссийском научном пространстве. — 2014. — С. Виды сравнений в поэтической речи А. Ахматовой
Меденцева Наталья Петровна, ассистент
Ташкентский университет информационных технологий имени аль-Хорезми (Узбекистан)
А
хматова вошла в поэзию в ту пору, которая известна теперь как серебряный век в истории русского искусства. Лишь недавно ушел из жизни И. Анненский, которого поэтесса называла своим учителем, в расцвете дарования находился Блок, перед которым она благоговела. Завершалась блестящая эпоха символизма, представленная именами К. Бальмонта и В. Иванова, В. Брюсова и А. Белого. Громко — откровенно скандально — заявили о себе футуристы Ахматовой запомнился бурный рассвет Маяковского — она вспоминала впоследствии, как его
«… Еще не слышанное имя Молнией влетало в душный зал. Радостной была для нее встреча со стихами Бориса Пастернака, который, по ее словам, «… Мир наполнил новым звоном В пространстве новом отраженных строф, встреча с поэзией М. Цветаевой.
Символизм, недавно еще безраздельно господствовавший в русской поэзии, переживал кризис — Ахматова, как сказано в автобиографической заметке, сделалась акмеисткой».
Впервые о появлении в русской поэзии нового течения, названного акмеизмом, было сказано в статьях Н. Гумилева Наследие символизма и акмеизм и С. Городецкого Некоторые течения в современной русской поэзии, появившихся в сентябрьской книжке журнала Аполлон за 1912 год. Здесь отвергалась необходимость и даже возможность выхода поэзии к потустороннему миру, к непознаваемому, зыбкости слов, что была свойственна стихам символистов, противопоставлялось их устойчивое содержание, наконец, не принималась обязательная для символизма иерархия в мире явлений — все они объявлялись равноценными в поэтической системе. Из запредельных высот, куда был устремлен стих символистов, поэзия должна была выйти к реальной жизни, в конкретный, вещный мир.
Ахматова неслучайно оказалась среди тех, кто примкнул к новому поэтическому направлению в ее стихах встает реальный, выписанный с достоверностью мир, который воссоздается с помощью всех художественно-изо- бразительных средств русского языка. Поэзия Ахматовой развивается в русле традиций русской поэтической классики, рамки собственно акмеистического направления были для нее тесны
на гору, где в пещере под скалой покоился прах святого Карамана. Тут дали они клятву положить конец вражде, жить, как подобает братьям, в мире и согласии [3, c. Необходимо отметить, что в оригинале повести старейшины дают клятву держа руку на Коране (ран ұстасып), но переводчик опускает эту важную деталь, видимо, из идеологических соображений — в х годах, в период неистового атеизма, лишнее упоминание Священной книги признавалось нежелательным.
Таким образом, на примере рассмотренных фольк- лорнах образов и этнографизмов можно констатировать, что фольклорно-этнографический компонент представляет неотъемлемую часть эстетического арсенала повестей А. Кекильбаева. Он оказывает заметное влияние на семантическую, структурную, поэтическую основы эпики, присутствуя в художественной основе романов и повестей имплицитно, в глубинных слоях текста [5, с. Фольклор и этнография вбирают в себя различные сферы духовной и материальной этнической культуры. Они исторически взаимосвязаны и определяются как кладезь мудрости народа, в которой сконцентрирован его многовековой опыт эстетического освоения действительности.
Фольклорно-этнографический компонент как яркое жанровое качество баллад А. Кекильбаева придает особую экспрессивность и выразительность повествованию, позволяет отразить самобытность характера и психологии народа.
Литература:
1. Выходцев ПС. На стыке двух художественных культур (проблема фольклоризма в литературе) // Русский фольклор. Вопросы теории фольклора АНССС. — 1979. — С. 3–30.
2. Бельгер Г. К. Брат среди братьев Статьи-размышления, литературные портреты. — Алма-Ата: Жазушы, 1981. —
148 с. Кекильбаев А. Конец легенды. Роман и повести. Перевод с казахского. — Астана Аударма, 2009. — 656 с. Исмакова А. Казахская художественная проза. Поэтика, жанр, стиль (начало ХХ века и современность. — Алматы:
Ғылым, 1998. — 394 с. Ашуба А. Е. Фольклорные традиции в художественной структуре абхазского исторического романа Гуманитарная мысль Северного Кавказа в общероссийском научном пространстве. — 2014. — С. Виды сравнений в поэтической речи А. Ахматовой
Меденцева Наталья Петровна, ассистент
Ташкентский университет информационных технологий имени аль-Хорезми (Узбекистан)
А
хматова вошла в поэзию в ту пору, которая известна теперь как серебряный век в истории русского искусства. Лишь недавно ушел из жизни И. Анненский, которого поэтесса называла своим учителем, в расцвете дарования находился Блок, перед которым она благоговела. Завершалась блестящая эпоха символизма, представленная именами К. Бальмонта и В. Иванова, В. Брюсова и А. Белого. Громко — откровенно скандально — заявили о себе футуристы Ахматовой запомнился бурный рассвет Маяковского — она вспоминала впоследствии, как его
«… Еще не слышанное имя Молнией влетало в душный зал. Радостной была для нее встреча со стихами Бориса Пастернака, который, по ее словам, «… Мир наполнил новым звоном В пространстве новом отраженных строф, встреча с поэзией М. Цветаевой.
Символизм, недавно еще безраздельно господствовавший в русской поэзии, переживал кризис — Ахматова, как сказано в автобиографической заметке, сделалась акмеисткой».
Впервые о появлении в русской поэзии нового течения, названного акмеизмом, было сказано в статьях Н. Гумилева Наследие символизма и акмеизм и С. Городецкого Некоторые течения в современной русской поэзии, появившихся в сентябрьской книжке журнала Аполлон за 1912 год. Здесь отвергалась необходимость и даже возможность выхода поэзии к потустороннему миру, к непознаваемому, зыбкости слов, что была свойственна стихам символистов, противопоставлялось их устойчивое содержание, наконец, не принималась обязательная для символизма иерархия в мире явлений — все они объявлялись равноценными в поэтической системе. Из запредельных высот, куда был устремлен стих символистов, поэзия должна была выйти к реальной жизни, в конкретный, вещный мир.
Ахматова неслучайно оказалась среди тех, кто примкнул к новому поэтическому направлению в ее стихах встает реальный, выписанный с достоверностью мир, который воссоздается с помощью всех художественно-изо- бразительных средств русского языка. Поэзия Ахматовой развивается в русле традиций русской поэтической классики, рамки собственно акмеистического направления были для нее тесны
Художественная литература
Исследования в области стилистики в настоящее время вызывают большой интересу ученых. Производится стилистический анализ русского языка в синхронии и диахронии, изучение стиля целых литературных направлений и отдельных авторов.
Период серебряного века русской литературы подарил миру большое количество талантливых, незаурядных поэтов, чей стиль может служить эталоном употребления художественно-изобразительных средств. Заметное место среди этих поэтов занимает Анна Ахматова, представительница акмеистического направления.
В наше время не прекращается исследование ее произведений учеными-литературоведами и лингвистами, ведь индивидуальные особенности писателя в употреблении образных средств языка (сравнений) определяются состоянием норм грамматики и стилистики в данную эпоху и зависят от эстетических его воззрений.
Постановка вопроса о лингвистическом подходе к изучению сравнений обусловлена задачей создания общелитературного языка, проблемами истории русского литературного языка и языка художественной литературы, что вызывает необходимость детального освещения образных речевых средств.
Лингвистический подход к анализу сравнения как широко используемого в родном языке речевого средства заключается в описании его лексической, морфологической и синтаксической природы, в описании приемов употребления сравнения в речи в соответствии сего семантикой ив характеристике его значения в языке общенародном ив языке художественной литературы.
Изучение художественно-изобразительных средств в целом и сравнений в частности имеет прямое отношение к исследованию поэтического языка Анны Ахматовой. Здесь важной задачей является установление типического вис- пользовании образных речевых средств. Необходимо уловить то, что определяет индивидуальный стиль поэтессы, ведь интерес к ее произведениям со стороны ученых все возрастает.
Лирические произведения Анны Андреевны Ахматовой отличаются своей оригинальностью, необычностью словоупотребления, которая, однако, не затрудняет понимания. Поэтесса использует все средства языковой образности русского языка. В ее поэзии наблюдаются широкая и глубокая метафоричность, образность единиц разных языковых уровней. При создании образов-символов проявляется яркая индивидуальность поэтессы, неповторимость и свежесть выражения образов отличает ее идио- лект. Усиления выразительности речи Ахматова достигает использованием тропов и фигур. Особое место в этом ряду занимает сравнение.
В ее поэтической речи сравнение выражается различными способами.
В стихотворениях А. А. Ахматовой встречаются три способа лексического выражения сравнения) сравнения, непосредственно выраженные словами сравнить, сравнение) сравнения, вводимые посредством слов подобный, похожий) сравнения, в состав которых входят слова казалось,
«чудилось».
Морфологически сравнение у Ахматовой выражается формами именительного, творительного и родительного падежей.
Синтаксически выраженные сравнения подразделяются на) сравнения, вводимые союзом как (они являются самыми распространенными) сравнения, вводимые посредством союзов словно, как бы, как будто (ирреальные сравнения) сравнения, вводимые посредством союза чем при наличии сравнительной степени.
Сравнения могут выступать во взаимодействии друг с другом, образовывать сложные узоры, которые подразделяются на) оторванные сравнения) органическое слияние двух словесных рядов при сочетании сравнений с основным символом) обрамляющие сравнения) цепные сравнения) сравнения, разрастающиеся в крупные фразовые объединения) сравнения с «привесками»,
7) отрицательная форма сравнения с разрушенным параллелизмом частей.
Особое место в творчестве поэтессы занимают тавтологические сравнения и сравнения-оксюмороны.
В стиле Ахматовой индивидуально-авторские сравнения преобладают над общеязыковыми. Их в восемнадцать раз больше.
Метафора в поэтической речи Анны Ахматовой нередко вступает во взаимодействие со сравнением, один троп служит средством развертывания другого.
В произведениях поэтессы гармонично сочетаются все средства словесной образности. Особое место среди них занимает сравнение. Преобладание в ее идиолекте авторских сравнений формирует своеобразие поэтической речи ив целом идиостиль А. Ахматовой.
Литература:
1. Ахматова А. А. Не тайны и не печали Ташкент, 1988.
2. Виноградов В. В. Стилистика. Поэтика. М, 1963.
3. Виноградов В. ВО теории художественной речи. М, 1971.
Исследования в области стилистики в настоящее время вызывают большой интересу ученых. Производится стилистический анализ русского языка в синхронии и диахронии, изучение стиля целых литературных направлений и отдельных авторов.
Период серебряного века русской литературы подарил миру большое количество талантливых, незаурядных поэтов, чей стиль может служить эталоном употребления художественно-изобразительных средств. Заметное место среди этих поэтов занимает Анна Ахматова, представительница акмеистического направления.
В наше время не прекращается исследование ее произведений учеными-литературоведами и лингвистами, ведь индивидуальные особенности писателя в употреблении образных средств языка (сравнений) определяются состоянием норм грамматики и стилистики в данную эпоху и зависят от эстетических его воззрений.
Постановка вопроса о лингвистическом подходе к изучению сравнений обусловлена задачей создания общелитературного языка, проблемами истории русского литературного языка и языка художественной литературы, что вызывает необходимость детального освещения образных речевых средств.
Лингвистический подход к анализу сравнения как широко используемого в родном языке речевого средства заключается в описании его лексической, морфологической и синтаксической природы, в описании приемов употребления сравнения в речи в соответствии сего семантикой ив характеристике его значения в языке общенародном ив языке художественной литературы.
Изучение художественно-изобразительных средств в целом и сравнений в частности имеет прямое отношение к исследованию поэтического языка Анны Ахматовой. Здесь важной задачей является установление типического вис- пользовании образных речевых средств. Необходимо уловить то, что определяет индивидуальный стиль поэтессы, ведь интерес к ее произведениям со стороны ученых все возрастает.
Лирические произведения Анны Андреевны Ахматовой отличаются своей оригинальностью, необычностью словоупотребления, которая, однако, не затрудняет понимания. Поэтесса использует все средства языковой образности русского языка. В ее поэзии наблюдаются широкая и глубокая метафоричность, образность единиц разных языковых уровней. При создании образов-символов проявляется яркая индивидуальность поэтессы, неповторимость и свежесть выражения образов отличает ее идио- лект. Усиления выразительности речи Ахматова достигает использованием тропов и фигур. Особое место в этом ряду занимает сравнение.
В ее поэтической речи сравнение выражается различными способами.
В стихотворениях А. А. Ахматовой встречаются три способа лексического выражения сравнения) сравнения, непосредственно выраженные словами сравнить, сравнение) сравнения, вводимые посредством слов подобный, похожий) сравнения, в состав которых входят слова казалось,
«чудилось».
Морфологически сравнение у Ахматовой выражается формами именительного, творительного и родительного падежей.
Синтаксически выраженные сравнения подразделяются на) сравнения, вводимые союзом как (они являются самыми распространенными) сравнения, вводимые посредством союзов словно, как бы, как будто (ирреальные сравнения) сравнения, вводимые посредством союза чем при наличии сравнительной степени.
Сравнения могут выступать во взаимодействии друг с другом, образовывать сложные узоры, которые подразделяются на) оторванные сравнения) органическое слияние двух словесных рядов при сочетании сравнений с основным символом) обрамляющие сравнения) цепные сравнения) сравнения, разрастающиеся в крупные фразовые объединения) сравнения с «привесками»,
7) отрицательная форма сравнения с разрушенным параллелизмом частей.
Особое место в творчестве поэтессы занимают тавтологические сравнения и сравнения-оксюмороны.
В стиле Ахматовой индивидуально-авторские сравнения преобладают над общеязыковыми. Их в восемнадцать раз больше.
Метафора в поэтической речи Анны Ахматовой нередко вступает во взаимодействие со сравнением, один троп служит средством развертывания другого.
В произведениях поэтессы гармонично сочетаются все средства словесной образности. Особое место среди них занимает сравнение. Преобладание в ее идиолекте авторских сравнений формирует своеобразие поэтической речи ив целом идиостиль А. Ахматовой.
Литература:
1. Ахматова А. А. Не тайны и не печали Ташкент, 1988.
2. Виноградов В. В. Стилистика. Поэтика. М, 1963.
3. Виноградов В. ВО теории художественной речи. М, 1971.
Филология и лингвистика в современном мире. Ушакова ЕМ. Лингвистический аспект в изучении сравнений // Языки текст в пространстве культуры.
С.-Петербург; Ставрополь СГУ, Сравнительный анализ образов Константина Левина и Алексея Вронского из романа Л. Н. Толстого Анна Каренина»
Никонов Семен Семенович, студент
Северо-Восточный федеральный университет имени М. К. Аммосова (г. Якутск)
Статья посвящена сравнению Константина Левина и Алексея Вронского. Автор выявляет общее начало у обоих героев, которое скрыто за занавесом контраста. Это общее еще более раскрывает мысль семейную, которое является центральной идеей романа. Таким образом, мы приходим к выводу, что Толстой изобразил в романе единый закон жизни — веру в Бога.
С.-Петербург; Ставрополь СГУ, Сравнительный анализ образов Константина Левина и Алексея Вронского из романа Л. Н. Толстого Анна Каренина»
Никонов Семен Семенович, студент
Северо-Восточный федеральный университет имени М. К. Аммосова (г. Якутск)
Статья посвящена сравнению Константина Левина и Алексея Вронского. Автор выявляет общее начало у обоих героев, которое скрыто за занавесом контраста. Это общее еще более раскрывает мысль семейную, которое является центральной идеей романа. Таким образом, мы приходим к выводу, что Толстой изобразил в романе единый закон жизни — веру в Бога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 22