Осенний вечер
Есть в светлости осенних вечеров
Умильная, таинственная прелесть:
Зловещий блеск и пестрота дерев,
Багряных листьев томный, легкий шелест,
Туманная и тихая лазурь
Над грустно-сиротеющей землею,
И, как предчувствие сходящих бурь,
Порывистый, холодный ветр порою,
Ущерб, изнеможенье — и на всем
Та кроткая улыбка увяданья,
Что в существе разумном мы зовем
Божественной стыдливостью страданья. (10, с.39)
Если коротко и бегло попытаться передать идейный смысл этого стихотворения, то можно выразиться следующим образом в зловещей, туманной осени на грустно-сиротливой земле, когда во всем чувствуется ущерб, изнеможенье и увядание — ощущается и что-то светлое и даже божественное. Не потому ли поэт выразил эту идею о светлости страдания, что ему были хорошо известны строки из Евангелия от Матфея: народ, сидящий во тьме, увидел свет великий, и сидящим в стране и тени смертной воссиял свет»
(Матф.4:14–16). Ф. Тютчев как поэт-романтик чувствут в природе вечное, Божественное начало, как христианин он понимает, что только Бог является источником духовного возрождения. Образ осеннего вечера, в котором поэт видит некую светлость, можно рассматривать по-раз- ному. Светлость — это природный, естественный свет осеннего солнца. Его вечерний свет изменяет лик земли краски становятся насыщеннее, чище и ярче (зловещий блеск, пестрота дерев», багряные листья. Но светлость, свет для поэта является и источником духовного очищения. Эта светлость умильная, таинственная, кроткая, именно с ней поэт сравнили в ней увидел Божественное страдание прообраз человеческой нравственности.
По форме это фоновая ссылка на идею, которая была выражена задолго до Ф. Тютчева. Мы можем воспринимать эту отсылку к Библии как аллюзию, помогающую воспринимать образ света, как символический образ, который делает это стихотворение непросто пейзажным, но и наполняет глубоким философским смыслом.
Интересен и биографический контекст этого стихотворения вовремя его написания Ф. Тютчев находился далеко от России, в Мюнхене и, безусловно, остро ощущал тоску по Родине, которую нежно любил. Библейская цитата может быть прецедентным текстом для этого стихотворения еще и потому, что полный библейский текст указывает на ситуацию отчуждения от родной земли. Поэт мог обратиться к этой цитате еще и потому, что она была ему понятна в момент разлуки с Родиной как никому другому.
Н. Некрасов, читая это стихотворение, восклицал Превосходная картина Каждый стих хватает за сердце, как хватают за сердце в иную минуту беспорядочные, внезапно набегающие порывы осеннего ветра их и слушать больно и перестать слушать жаль. Впечатление, которое испытываешь при чтении этих стихов, можно только сравнить с чувством, какое овладевает человеком у постели молодой умирающей женщины, в которую он был влюблен
(7, с. 192). И хотя дальше Н. Некрасов сравнил это стихотворение Ф. Тютчева с лермонтовскими стихами, все же последняя мысль, выраженная Н. Некрасовым, не может не навести мысль на другой знаменитый текст. Ион, конечно же, пушкинский. Это стихотворение «Осень»:
…
Как это объяснить Мне нравится она,
Как, вероятно, вам чахоточная дева
Порою нравится. Насмерть осуждена,
Бедняжка клонится без ропота, без гнева.
Улыбка на устах увянувших видна;
Могильной пропасти она не слышит зева;
Играет на лице еще багровый цвет.
Она жива еще сегодня, завтра нет.
Унылая пора Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец ив золото одетые леса,
В их сенях ветра шуми свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца лучи первые морозы
История литературы
И отдаленные седой зимы угрозы (8, с.246).
Пушкинский образ осени — это образ умирающей чахоточной девы, прекрасной в своей прощальной, увядающей красе. Не так явно как А. Пушкин, но и Ф. Тютчев использует образ человека в строчке Та кроткая улыбка увя-
данья», который, может быть, стал первоосновой для более полного и емкого пушкинского образа умирающей девуш- ки-природы (Насмерть осуждена, \ Бедняжка клонится без ропота, без гнева. \ Улыбка на устах увянувших видна \ Могильной пропасти она не слышит зева \ Играет на лице еще багровый цвет. \ Она жива еще сегодня, завтра нет»).
Если вспомнить о том, что Ф. Тютчев написал свое стихотворение в 1830 году, а А. Пушкин — в 1833, то, мы вполне можем предположить, что текст стихотворения Ф. Тютчева мог стать для пушкинского текста прецедентным текстом, а само пушкинское стихотворение — интертекстом, так как имеет явную отсылку к другому, ранее написанному тексту. Более детальный текстовой анализ способен укрепить эту мысль, так как явные параллели прослеживаются ив использовании лексики, создающий очень похожий образ осенив ее последнем пышном наряде перед приходом зимы. Звуки, шумы окружающего мира, само дыхание предстоящего изменения природы очень явственно передается поэтами.
Таким образом, прослеживается очень интересная ин- тертекстуальная связь трех текстов — библейского — как прецедентного текста для стихотворения Ф. Тютчева, и тютчевского текста — прецедентного для стихотворения А. Пушкина. Интересно это еще и потому, что становится очевидным, что А. Пушкин как непревзойденный мастер поэтического слова, внимательно прислушивался к поэтическим находкам не только своих предшественников, но и современников, в горниле своего творчества переплавляя то лучшее, что имела литература того времени. Еще будучи лицеистом, юный А. Пушкин записал в своем дневнике «Шаховской никогда не хотел учиться своему искусству и стал посредственный стихотворец (9, с. 301). А. Пушкин стал великим поэтом, в том числе и потому, что учился своему ремеслу всегда, в том числе и у своих современников.
Литература:
1. Барт Р. От произведения к тексту // Барт Р. Избранные работы Семиотика Поэтика. М, 1989.
2. Бахтин М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве. М, 1924.
3. Жолковский А. К. Блуждающие сны Из истории русского модернизма. М, 1992.
4. Костомаров В. Г. Прецедентный текст как редуцированный дискурс // В. Г. Костомаров, Н. Д. Бурвикова Язык как творчество. М, 1996.
5. Мамардашвили М. К. Литературная критика как акт чтения // Мамардашвили М. Как я понимаю философию. М, 1990.
6. Москвин В. П. Интертекстуальность: Понятийный аппарат. Фигуры, жанры, стили. е изд. М, 2015.
7. Некрасов НА. Русские второстепенные поэты // Некрасов НА. Полное собрание сочинений и писем Вт. М,
1950. Т. IX.
8. Пушкин АС. Полное собрание сочинений Вт. Л, 1977–1979. — Т. 3.
9. Там же. Т. 7.
10. Тютчев ФИ. Осенний вечер (Есть в светлости осенних вечеров) // ФИ. Тютчев. Лирика в 2 т. М, 1966. Т. Контекст стихотворения А. Ахматовой «Лотова жена»
Бурцева Елена Анатольевна, кандидат филологических наук, доцент;
Хасаншина Алина Ильхамовна, студент;
Валиева Эндже Даниловна, студент
Бирский филиал Башкирского государственного университета
В статье используются новые подходы в контекстном анализе стихотворения А. Ахматовой, делается попытка более детально проследить мировоззренческую позицию поэта в один из самых сложных периодов ее жизни, что позволяет более широко трактовать поэтическое творчество А. Ахматовой в целом.
Ключевые слова лирика, контекст, историческая эпоха, биографический автор, лирический герой
П
ри анализе поэтического текста применяются самые разнообразные подходы к анализу. Существует более десятка различных методик, связанных с литературоведческими школами, но, всех их можно, по большому счету, поделить на две группы анализ, основанный на изучении текста как текста, без привлечения
И отдаленные седой зимы угрозы (8, с.246).
Пушкинский образ осени — это образ умирающей чахоточной девы, прекрасной в своей прощальной, увядающей красе. Не так явно как А. Пушкин, но и Ф. Тютчев использует образ человека в строчке Та кроткая улыбка увя-
данья», который, может быть, стал первоосновой для более полного и емкого пушкинского образа умирающей девуш- ки-природы (Насмерть осуждена, \ Бедняжка клонится без ропота, без гнева. \ Улыбка на устах увянувших видна \ Могильной пропасти она не слышит зева \ Играет на лице еще багровый цвет. \ Она жива еще сегодня, завтра нет»).
Если вспомнить о том, что Ф. Тютчев написал свое стихотворение в 1830 году, а А. Пушкин — в 1833, то, мы вполне можем предположить, что текст стихотворения Ф. Тютчева мог стать для пушкинского текста прецедентным текстом, а само пушкинское стихотворение — интертекстом, так как имеет явную отсылку к другому, ранее написанному тексту. Более детальный текстовой анализ способен укрепить эту мысль, так как явные параллели прослеживаются ив использовании лексики, создающий очень похожий образ осенив ее последнем пышном наряде перед приходом зимы. Звуки, шумы окружающего мира, само дыхание предстоящего изменения природы очень явственно передается поэтами.
Таким образом, прослеживается очень интересная ин- тертекстуальная связь трех текстов — библейского — как прецедентного текста для стихотворения Ф. Тютчева, и тютчевского текста — прецедентного для стихотворения А. Пушкина. Интересно это еще и потому, что становится очевидным, что А. Пушкин как непревзойденный мастер поэтического слова, внимательно прислушивался к поэтическим находкам не только своих предшественников, но и современников, в горниле своего творчества переплавляя то лучшее, что имела литература того времени. Еще будучи лицеистом, юный А. Пушкин записал в своем дневнике «Шаховской никогда не хотел учиться своему искусству и стал посредственный стихотворец (9, с. 301). А. Пушкин стал великим поэтом, в том числе и потому, что учился своему ремеслу всегда, в том числе и у своих современников.
Литература:
1. Барт Р. От произведения к тексту // Барт Р. Избранные работы Семиотика Поэтика. М, 1989.
2. Бахтин М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве. М, 1924.
3. Жолковский А. К. Блуждающие сны Из истории русского модернизма. М, 1992.
4. Костомаров В. Г. Прецедентный текст как редуцированный дискурс // В. Г. Костомаров, Н. Д. Бурвикова Язык как творчество. М, 1996.
5. Мамардашвили М. К. Литературная критика как акт чтения // Мамардашвили М. Как я понимаю философию. М, 1990.
6. Москвин В. П. Интертекстуальность: Понятийный аппарат. Фигуры, жанры, стили. е изд. М, 2015.
7. Некрасов НА. Русские второстепенные поэты // Некрасов НА. Полное собрание сочинений и писем Вт. М,
1950. Т. IX.
8. Пушкин АС. Полное собрание сочинений Вт. Л, 1977–1979. — Т. 3.
9. Там же. Т. 7.
10. Тютчев ФИ. Осенний вечер (Есть в светлости осенних вечеров) // ФИ. Тютчев. Лирика в 2 т. М, 1966. Т. Контекст стихотворения А. Ахматовой «Лотова жена»
Бурцева Елена Анатольевна, кандидат филологических наук, доцент;
Хасаншина Алина Ильхамовна, студент;
Валиева Эндже Даниловна, студент
Бирский филиал Башкирского государственного университета
В статье используются новые подходы в контекстном анализе стихотворения А. Ахматовой, делается попытка более детально проследить мировоззренческую позицию поэта в один из самых сложных периодов ее жизни, что позволяет более широко трактовать поэтическое творчество А. Ахматовой в целом.
Ключевые слова лирика, контекст, историческая эпоха, биографический автор, лирический герой
П
ри анализе поэтического текста применяются самые разнообразные подходы к анализу. Существует более десятка различных методик, связанных с литературоведческими школами, но, всех их можно, по большому счету, поделить на две группы анализ, основанный на изучении текста как текста, без привлечения
Филология и лингвистика в современном мире контекста и анализ, основанный на изучении с привлечением контекста. При этом под контекстом понимают все то, что выходит заграницы текста историю его создания, литературную эпоху, литературную критику на этот текст, отзывы читателей, биографию автора, его мировоззрение, психологическое состояние в момент написание этого текста, интертекстуальные связи этого текста с другими текстами. Конечно, есть тексты, которые самодостаточны их изучение не предусматривает привлечение контекста. Но есть тексты, которые изучать без привлечения контекста невозможно, так как это обедняет восприятие текста и не дает полного понимания его идейного содержания. Примерный алгоритм контекстного анализа может включать в себя следующие элементы. Первоначальная реакция на этот текст.
2. Предварительные сведения о тексте время создания чем вызвано его появление на свет кому или какому событию посвящено с какими событиями в жизни поэта связано. 3. Смысл заглавия (очень часто смысл заглавия помогает понять суть текста, заглавие может быть соотнесено с содержанием текста или противопоставлено ему, особенно в текстах иронического, сатирического плана, заглавие может быть прозрачным или завуалированным.
4. Тема и основная идея текста.
Свое стихотворение «Лотова жена А. Ахматова опубликовала в журнале Русский современник (№ 1). По сути, это была последняя возможность публикации текста на библейскую тему, так как скоро началась борьба с религией, затянувшаяся на многие десятилетия и вытравившая из народа исконное понимания священных текстов. Для А. Ахматовой же обращение именно к этому библейскому сюжету было не литературным, а мировоззренческим актом, потому что развернувшаяся перед ее глазами катастрофа привела к тому, что потоком хлынули из России, спасая, кто себя, кто свои ценности, а кто и идеалы тысячные толпы ее вчерашних соотечественников. И еще в 1917 году на призыв присоединиться к ним, А. Ахматова ответила строчками:
Когда в тоске самоубийства
Народ гостей немецких ждал,
И дух суровый византийства
От русской церкви отлетал,
Когда приневская столица,
Забыв величие своё,
Как опьяневшая блудница,
Не знала, кто берёт ее, Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил Иди сюда,
Оставь свой край, глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид».
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
Осень 1917, Петербург (Конечно, в этом стихотворении лирическая героиня — сама А. Ахматова, через поэзию громко заявившая о том, что не собирается покидать Родину, предпочитая разделить ее участь. А ведь А. Ахматовой было тогда всего 28 лет, она не могла не понимать, что все происходящее вокруг — это не временное явление и излечиваться от хаоса революции России придется десятилетиями. Ее выбор был абсолютно сознательный и об этом А. Ахматова заявит еще разв своем, в каком-то отношении, программном стихотворении на туже патриотическую тему:
Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Их грубой лести я не внемлю,
Им песен я своих не дам.
Но вечно жалок мне изгнанник,
Как заключенный, как больной.
Темна твоя дорога, странник,
Полынью пахнет хлеб чужой.
А здесь, в глухом чаду пожара
Остаток юности губя,
Мы ни единого удара
Не отклонили от себя.
И знаем, что в оценке поздней
Оправдан будет каждый час…
Но в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас.
Июль 1922, Петербург
Но столь смелый, рискованный, а может быть и самоубийственный поступок, конечно, нуждался ив объяснении, ив осмыслении. И А. Ахматова, как большой поэт, опять делает это через поэзию. Она обратилась к библейскому мифу, широко известному каждому. Но ее обращение позволило увидеть в истории спасенного Лота другую сторону, малозаметную и, кажется, малозначащую. Ведь даже именитой, кто заинтересовала А. Ахматову, не осталось. Это просто безымянная жена Лота, превратившаяся в соляной столб. Но для А. Ахматовой именно этот малозначительный факт становится наиважнейшими ключевым в объяснении собственной жизненной позиции. В Книге Бытия XIX рассказывается история Лота, закончившаяся тем, что мужи те Ангелы, по милости к нему Господней, взяли за руку его и жену его, и двух дочерей его, и вывели его и поставили его вне города. Когда же вывели их вон, то один из них сказал спасай душу свою не оглядывайся назад и нигде не останавливайся в окрестности сей спасайся на гору, чтобы тебе не погибнуть. <…> Жена же Лотова оглянулась позади его, и стала соляным столпом — последние строки и стали эпиграфом к стихотворению История литературы
Лотова жена
Жена же Лотова оглянулась позади
его и стала соляным столпом.
Книга Бытия
И праведник шёл за посланником Бога,
Огромный и светлый, поч рной горе.
Но громко жене говорила тревога:
Не поздно, ты можешь ещё посмотреть
На красные башни родного Содома,
На площадь, где пела, на двор, где пряла,
На окна пустые высокого дома,
Где милому мужу детей родила.
Взглянула — и, скованы смертною болью,
Глаза её больше смотреть не могли;
И сделалось тело прозрачною солью,
И быстрые ноги к земле приросли.
Кто женщину эту оплакивать будет?
Не меньшей ли мнится она из утрат?
Лишь сердце моё никогда не забудет
Отдавшую жизнь за единственный взгляд.
Эпиграф стихотворения перекликается с заключительной строфой стихотворения, которая звучит как риторический вопрос Кто женщину эту оплакивать будет
\ Не меньшей ли мнится она из утрат \ Лишь сердце моё никогда не забудет \ Отдавшую жизнь за единственный взгляд — кто будет ее оплакивать — никто И тут лирическая героиня А. Ахматовой восклицает лишь я А ответом почему, станет первая часть стихотворения, в котором звучит тема малой Родины, переплетающаяся с психологическим образом обернувшейся жены Лота. Зачем она это сделала Не затем ли, что уйти оттуда, где была счастлива — смерти подобно и даже более того, смерть предпочтительнее побега с Родины. Очень символичен тот факт, что жена Лота превращается именно в соляной столб, словно ее переполнили невыплаканные от потери родного дома слезы. А образ родных мест создается, казалось бы, штрихами. Но за каждым таким штрихом рисуется яркая и многозначная картина Но громко жене говорила тревога \ Не поздно, ты можешь еще посмотреть
\ На красные башни родного Содома, \ На площадь, где пела, на двор, где пряла, \ На окна пустые высокого дома,
\ Где милому мужу детей родила. Красные башни, площадь и библейский образ, благодаря этим деталям, превращается в реальный образ знакомой Москвы, которую уже покинули и которую продолжают покидать те, кто не может жить при новой власти. Для лирической героини А. Ахматовой, как и для нее самой, это совершенно невозможно. И «Лотова жена, может быть, это поэтический упрек эмигрантам, покинувшим родной край в годы тяжелых испытаний.
Контекстный анализ стихотворения «Лотова жена позволяет нам расширить понимание поэтического творчества А. Ахматовой, выходя за рамки восприятия ее как автора только любовной лирики. Этот анализ помогает анализировать творчество А. Ахматовой в целом как творчество поэта гражданского пафоса. Опираясь на библейский миф и библейский образ А. Ахматова создает свой индивидуальный, глубоко психологичный образ лирический героини, который рассматривается в контексте конкретной исторической эпохи и дает нам понимание того, что сама А. Ахматова, глубоко сочувствующая горю и страданиям библейской героини, увековечивая ее образ, тем самым сама остается на позиции человека, не изменяющему своей Родине.
Литература:
1. Все тексты А. Ахмаовой по Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. е. Евтушенко. Минск, Москва
Полифакт, 1995.
2. Книга Бытия 19:17; 19:26.
2. Предварительные сведения о тексте время создания чем вызвано его появление на свет кому или какому событию посвящено с какими событиями в жизни поэта связано. 3. Смысл заглавия (очень часто смысл заглавия помогает понять суть текста, заглавие может быть соотнесено с содержанием текста или противопоставлено ему, особенно в текстах иронического, сатирического плана, заглавие может быть прозрачным или завуалированным.
4. Тема и основная идея текста.
Свое стихотворение «Лотова жена А. Ахматова опубликовала в журнале Русский современник (№ 1). По сути, это была последняя возможность публикации текста на библейскую тему, так как скоро началась борьба с религией, затянувшаяся на многие десятилетия и вытравившая из народа исконное понимания священных текстов. Для А. Ахматовой же обращение именно к этому библейскому сюжету было не литературным, а мировоззренческим актом, потому что развернувшаяся перед ее глазами катастрофа привела к тому, что потоком хлынули из России, спасая, кто себя, кто свои ценности, а кто и идеалы тысячные толпы ее вчерашних соотечественников. И еще в 1917 году на призыв присоединиться к ним, А. Ахматова ответила строчками:
Когда в тоске самоубийства
Народ гостей немецких ждал,
И дух суровый византийства
От русской церкви отлетал,
Когда приневская столица,
Забыв величие своё,
Как опьяневшая блудница,
Не знала, кто берёт ее, Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил Иди сюда,
Оставь свой край, глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид».
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
Осень 1917, Петербург (Конечно, в этом стихотворении лирическая героиня — сама А. Ахматова, через поэзию громко заявившая о том, что не собирается покидать Родину, предпочитая разделить ее участь. А ведь А. Ахматовой было тогда всего 28 лет, она не могла не понимать, что все происходящее вокруг — это не временное явление и излечиваться от хаоса революции России придется десятилетиями. Ее выбор был абсолютно сознательный и об этом А. Ахматова заявит еще разв своем, в каком-то отношении, программном стихотворении на туже патриотическую тему:
Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Их грубой лести я не внемлю,
Им песен я своих не дам.
Но вечно жалок мне изгнанник,
Как заключенный, как больной.
Темна твоя дорога, странник,
Полынью пахнет хлеб чужой.
А здесь, в глухом чаду пожара
Остаток юности губя,
Мы ни единого удара
Не отклонили от себя.
И знаем, что в оценке поздней
Оправдан будет каждый час…
Но в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас.
Июль 1922, Петербург
Но столь смелый, рискованный, а может быть и самоубийственный поступок, конечно, нуждался ив объяснении, ив осмыслении. И А. Ахматова, как большой поэт, опять делает это через поэзию. Она обратилась к библейскому мифу, широко известному каждому. Но ее обращение позволило увидеть в истории спасенного Лота другую сторону, малозаметную и, кажется, малозначащую. Ведь даже именитой, кто заинтересовала А. Ахматову, не осталось. Это просто безымянная жена Лота, превратившаяся в соляной столб. Но для А. Ахматовой именно этот малозначительный факт становится наиважнейшими ключевым в объяснении собственной жизненной позиции. В Книге Бытия XIX рассказывается история Лота, закончившаяся тем, что мужи те Ангелы, по милости к нему Господней, взяли за руку его и жену его, и двух дочерей его, и вывели его и поставили его вне города. Когда же вывели их вон, то один из них сказал спасай душу свою не оглядывайся назад и нигде не останавливайся в окрестности сей спасайся на гору, чтобы тебе не погибнуть. <…> Жена же Лотова оглянулась позади его, и стала соляным столпом — последние строки и стали эпиграфом к стихотворению История литературы
Лотова жена
Жена же Лотова оглянулась позади
его и стала соляным столпом.
Книга Бытия
И праведник шёл за посланником Бога,
Огромный и светлый, поч рной горе.
Но громко жене говорила тревога:
Не поздно, ты можешь ещё посмотреть
На красные башни родного Содома,
На площадь, где пела, на двор, где пряла,
На окна пустые высокого дома,
Где милому мужу детей родила.
Взглянула — и, скованы смертною болью,
Глаза её больше смотреть не могли;
И сделалось тело прозрачною солью,
И быстрые ноги к земле приросли.
Кто женщину эту оплакивать будет?
Не меньшей ли мнится она из утрат?
Лишь сердце моё никогда не забудет
Отдавшую жизнь за единственный взгляд.
Эпиграф стихотворения перекликается с заключительной строфой стихотворения, которая звучит как риторический вопрос Кто женщину эту оплакивать будет
\ Не меньшей ли мнится она из утрат \ Лишь сердце моё никогда не забудет \ Отдавшую жизнь за единственный взгляд — кто будет ее оплакивать — никто И тут лирическая героиня А. Ахматовой восклицает лишь я А ответом почему, станет первая часть стихотворения, в котором звучит тема малой Родины, переплетающаяся с психологическим образом обернувшейся жены Лота. Зачем она это сделала Не затем ли, что уйти оттуда, где была счастлива — смерти подобно и даже более того, смерть предпочтительнее побега с Родины. Очень символичен тот факт, что жена Лота превращается именно в соляной столб, словно ее переполнили невыплаканные от потери родного дома слезы. А образ родных мест создается, казалось бы, штрихами. Но за каждым таким штрихом рисуется яркая и многозначная картина Но громко жене говорила тревога \ Не поздно, ты можешь еще посмотреть
\ На красные башни родного Содома, \ На площадь, где пела, на двор, где пряла, \ На окна пустые высокого дома,
\ Где милому мужу детей родила. Красные башни, площадь и библейский образ, благодаря этим деталям, превращается в реальный образ знакомой Москвы, которую уже покинули и которую продолжают покидать те, кто не может жить при новой власти. Для лирической героини А. Ахматовой, как и для нее самой, это совершенно невозможно. И «Лотова жена, может быть, это поэтический упрек эмигрантам, покинувшим родной край в годы тяжелых испытаний.
Контекстный анализ стихотворения «Лотова жена позволяет нам расширить понимание поэтического творчества А. Ахматовой, выходя за рамки восприятия ее как автора только любовной лирики. Этот анализ помогает анализировать творчество А. Ахматовой в целом как творчество поэта гражданского пафоса. Опираясь на библейский миф и библейский образ А. Ахматова создает свой индивидуальный, глубоко психологичный образ лирический героини, который рассматривается в контексте конкретной исторической эпохи и дает нам понимание того, что сама А. Ахматова, глубоко сочувствующая горю и страданиям библейской героини, увековечивая ее образ, тем самым сама остается на позиции человека, не изменяющему своей Родине.
Литература:
1. Все тексты А. Ахмаовой по Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. е. Евтушенко. Минск, Москва
Полифакт, 1995.
2. Книга Бытия 19:17; 19:26.
Филология и лингвистика в современном мире
Н АР ОДНО Е ТВОРЧЕСТВО Символика окуня-тай в японских народных приметах и пословицах
Садокова Анастасия Рюриковна, доктор филологических наук, профессор
Московский государственный университет имени МВ. Ломоносова
В
японском языке словом тай издавна было принято обозначать рыб окуневых пород, которых в Японии и сегодня насчитывается более 20 видов. Не будет преувеличением сказать, что тай всегда была одной из самых значимых рыб в японской культуре на протяжении всей ее истории и известна еще с мифологических времен. Впервые окунь-тай встречается в мифологическом своде «Кодзики» Записи о делах древности, 712 г) в известном эпизоде о перемене занятий. В нем два брата — охотники рыбак решили освоить ремесло друг друга. В результате брат- охотник потерял чудесный крючок брата-рыбака, что привело его в поисках крючка в Подводный дворец. Затем последовали женитьба на морской царевне и рождение сына, появление которого сыграло, согласно японской историографии, чрезвычайно важную роль для истории всего императорского рода Японии, поскольку этот чудесный ребенок был одним из предков японских императоров.
Как известно, приведенный здесь в столь кратком изложении эпизод на самом деле изобилует массой важных и интересных подробностей (см, например, [2, снов свете нашей проблематики важен факт потери крючка, который утащила на морское дно именно ры- ба-тай. По сути это было первое упоминание окуня-тай в письменных японских источниках. В переводе ЕМ. Пинус это упоминание выглядело следующим образом И вот, морской бог всех морских рыб — с плавниками широкими, с плавниками узкими — созвал-собрал испросил Нет ли рыбы, что взяла этот крючок — так спросил. И вот все рыбы сказали Недавно рыба Тай жаловалась, что у нее в горле колючка застряла, иона не может есть. Потому, непременно, это рыба взяла, — так сказали. Тут поискали в горле у Тай, а там крючок оказался [2, с. Интерпретировать этот эпизод, безусловно, необходимо как сюжетообразующий, ибо он явился причиной целой цепи знаковых событий. При этом обратим внимание и на то, что этот эпизод оказался и судьбоносным, во всяком случае, для брата-охотника. Вероятно, с тех пор таки повелось рыба-тай имагическое понятие поворота судьбы в японской народной традиции стали неразделимы. Эта взаимосвязь сохраняется до сих пори окунь-тай является той счастливой рыбой, которая, как считают японцы, обязательно повернет судьбу к лучшему.
Однако надо сразу отметить, что рыба-тай благодаря этому своему чудесному дару всегда была промысловой рыбой, которую с древности употребляли в пищу. При этом как бы одновременно существовало два восприятия рыбы-тай. С одной стороны, это была высококачественная рыба, идеально подходящая для приготовления блюда из сырой рыбы — сасими, ас другой стороны, тай отводилась важная обрядовая роль, и даже существовал целый ряд жизненно важных поверий, связанных с этой рыбой.
В японском фольклоре сохранилось довольно много подтверждений того, что тай почиталась как благородная рыба. Прекрасными иллюстрациями этой мысли могут служить народные японские пословицы, во всех без исключения которых рыба-тай понимается как синоним самого лучшего и достойного. Например, когда хотят насмешливо заметить, что к чему-то никчемному вдруг добавилось что-то стоящее (по принципу дураку выпало счастье, говорят Иваси амии-дэ тайга ка-
кару» — В сети с селедкой- иваси попала рыба-тай». Попутно заметим, что рыба иваси очень часто в японских паремиях выступает в паре с рыбой-тай, как многозначный антоним маленький-большой, бедный-богатый. Есть и другая пословица «Эби-дэ тай-о цуру» — букв. На креветку поймали рыбу-тай». Креветка-эби, как правило, бывает очень небольшого размера, и часто действительно применяется, как наживка при ловле тай. Здесь же эби понимается как незначительная цена, и пословица приобретает такой смысл За бесценок приобрели сокровище».
Полна сарказма следующая пословица. Ее употребляют, когда хотят сказать, что кто-то не очень достойный приобретает что-то, сточки зрения окружающих, несоответствующее его уму, способностями прочему «Ари га тай
нара имомуси я кудзира». Смысл ее в следующем Ну, уж если муравей стал рыбой-тай, то почему же зеленой гусенице не стать китом [6, с. 76, 109, Приведенная выше пословица интересна глубиной заложенного в нее смысла, а также содержит еще и оригинальную игру слов, дающую ключ к пониманию образа рыбы-тай в японской народной традиции. Слова муравей и «рыба-тай», соединенные показателем именительного падежа га, все вместе дают чтение
«аригатай», что является совершенно самостоятельным словом японского языка со значением благодатный, желанный. Добавим также, что, по мнению некоторых
Н АР ОДНО Е ТВОРЧЕСТВО Символика окуня-тай в японских народных приметах и пословицах
Садокова Анастасия Рюриковна, доктор филологических наук, профессор
Московский государственный университет имени МВ. Ломоносова
В
японском языке словом тай издавна было принято обозначать рыб окуневых пород, которых в Японии и сегодня насчитывается более 20 видов. Не будет преувеличением сказать, что тай всегда была одной из самых значимых рыб в японской культуре на протяжении всей ее истории и известна еще с мифологических времен. Впервые окунь-тай встречается в мифологическом своде «Кодзики» Записи о делах древности, 712 г) в известном эпизоде о перемене занятий. В нем два брата — охотники рыбак решили освоить ремесло друг друга. В результате брат- охотник потерял чудесный крючок брата-рыбака, что привело его в поисках крючка в Подводный дворец. Затем последовали женитьба на морской царевне и рождение сына, появление которого сыграло, согласно японской историографии, чрезвычайно важную роль для истории всего императорского рода Японии, поскольку этот чудесный ребенок был одним из предков японских императоров.
Как известно, приведенный здесь в столь кратком изложении эпизод на самом деле изобилует массой важных и интересных подробностей (см, например, [2, снов свете нашей проблематики важен факт потери крючка, который утащила на морское дно именно ры- ба-тай. По сути это было первое упоминание окуня-тай в письменных японских источниках. В переводе ЕМ. Пинус это упоминание выглядело следующим образом И вот, морской бог всех морских рыб — с плавниками широкими, с плавниками узкими — созвал-собрал испросил Нет ли рыбы, что взяла этот крючок — так спросил. И вот все рыбы сказали Недавно рыба Тай жаловалась, что у нее в горле колючка застряла, иона не может есть. Потому, непременно, это рыба взяла, — так сказали. Тут поискали в горле у Тай, а там крючок оказался [2, с. Интерпретировать этот эпизод, безусловно, необходимо как сюжетообразующий, ибо он явился причиной целой цепи знаковых событий. При этом обратим внимание и на то, что этот эпизод оказался и судьбоносным, во всяком случае, для брата-охотника. Вероятно, с тех пор таки повелось рыба-тай имагическое понятие поворота судьбы в японской народной традиции стали неразделимы. Эта взаимосвязь сохраняется до сих пори окунь-тай является той счастливой рыбой, которая, как считают японцы, обязательно повернет судьбу к лучшему.
Однако надо сразу отметить, что рыба-тай благодаря этому своему чудесному дару всегда была промысловой рыбой, которую с древности употребляли в пищу. При этом как бы одновременно существовало два восприятия рыбы-тай. С одной стороны, это была высококачественная рыба, идеально подходящая для приготовления блюда из сырой рыбы — сасими, ас другой стороны, тай отводилась важная обрядовая роль, и даже существовал целый ряд жизненно важных поверий, связанных с этой рыбой.
В японском фольклоре сохранилось довольно много подтверждений того, что тай почиталась как благородная рыба. Прекрасными иллюстрациями этой мысли могут служить народные японские пословицы, во всех без исключения которых рыба-тай понимается как синоним самого лучшего и достойного. Например, когда хотят насмешливо заметить, что к чему-то никчемному вдруг добавилось что-то стоящее (по принципу дураку выпало счастье, говорят Иваси амии-дэ тайга ка-
кару» — В сети с селедкой- иваси попала рыба-тай». Попутно заметим, что рыба иваси очень часто в японских паремиях выступает в паре с рыбой-тай, как многозначный антоним маленький-большой, бедный-богатый. Есть и другая пословица «Эби-дэ тай-о цуру» — букв. На креветку поймали рыбу-тай». Креветка-эби, как правило, бывает очень небольшого размера, и часто действительно применяется, как наживка при ловле тай. Здесь же эби понимается как незначительная цена, и пословица приобретает такой смысл За бесценок приобрели сокровище».
Полна сарказма следующая пословица. Ее употребляют, когда хотят сказать, что кто-то не очень достойный приобретает что-то, сточки зрения окружающих, несоответствующее его уму, способностями прочему «Ари га тай
нара имомуси я кудзира». Смысл ее в следующем Ну, уж если муравей стал рыбой-тай, то почему же зеленой гусенице не стать китом [6, с. 76, 109, Приведенная выше пословица интересна глубиной заложенного в нее смысла, а также содержит еще и оригинальную игру слов, дающую ключ к пониманию образа рыбы-тай в японской народной традиции. Слова муравей и «рыба-тай», соединенные показателем именительного падежа га, все вместе дают чтение
«аригатай», что является совершенно самостоятельным словом японского языка со значением благодатный, желанный. Добавим также, что, по мнению некоторых
Народное творчество японских ученых, фонетическая близость названия ры- бы-тай и ряда «благопожелательных» слов японского языка сыграла не последнюю роль в превращении ры- бы-тай вустойчивый символ счастья и процветания. Например, речь идет также о слове «мэдэ
1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 22