И я снова задаюсь вопросом, куда мы направляемся. Я знаю, что у нас должно быть разрешение

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 19

Ім'я файлу: Grej_R._S.docx
Розширення: docx
Розмір: 357кб.
Дата: 20.09.2023
скачати
Пов'язані файли:
5.docx
Лаба 4_РТП_СЗІ_Кліщ Богдан.docx
Лаба 5_РТП_СЗІ_Кліщ.docx
Тести, статистика праці.docx
Реферат Лесько П.В. Авторське право ЕЛЕП-11.docx.doc
Індивідуальна нормативне.docx
lab2.docx
ЦЕРКВА РІЗДВА ПРЕСВЯТОЇ БОГОРОДИЦІ У САМБОРІ.docx
ШАБЕЛЬКО КУРСОВА.docx
Розраха.docx
Сучасні методики здорового харчування.docx
Звіт до БД 2.docx
звіт_від_ред.docx
lab_8_Kravets.docx
Сєрий.docx
Сенсорне виховання.doc
СПЗ_ЛАБ_1.docx
lab5_бд.docx
Фізика5 Моя лаба.doc
Вебинар англ.docx
5.docx
ЛР 3 ФДП.docx
Методичка до ПЗ №5-6.doc
зразок РГР 2021 (1).docx
курсова 1.docx
Міністерство_освіти_та_науки_України_PI.docx
Контрольна робота Павло Коцаба.docx
Метод Баркера.docx
знайомий реферат.docx
ОКРО.docx
Zvit№1ПСМ.doc

и поздороваетс

Лифт везет нас наверх, и я снова задаюсь вопросом, куда мы направляемся. Я знаю, что у нас должно быть разрешение на брак, прежде чем нам разрешат пройти саму церемонию. Предполагаю, что сегодня мы, может быть, завершим предварительные шаги к свадьбе, которая состоится в какую-то неопределенную дату в будущем, но эта надежда начинает покидать меня, когда мы выходим из лифта и видим двух человек, стоящих возле закрытого зала суда. Пожилая дама в черной судейской мантии смеется, разговаривая с молодым блондином в круглых акриловых очках. В руках у него черный кожаный блокнот, записная книжка и телефон, аккуратно уложенные одно на другое. Заметив нас, они замолкают.

— Судья Мазерс. — Уолт кивком здоровается с дамой. — Спасибо, что пошли нам навстречу.

Она широко и искренне улыбается.

— Ну что вы. Я очень благодарна вашему деду, и можете назвать меня сумасшедшей, но даже в своем преклонном возрасте я верю в любовь.

Заканчивая предложение, она переводит взгляд на меня, и я улавливаю в нем неподдельную радость. О господи. Похоже, она думает, что женит двух голубков, отчаянно желающих быть вместе. Я быстро выдавливаю улыбку, надеясь, что моя маска еще на месте.

— Вы, должно быть, Элизабет Брайтон, — говорит судья. — Должна сказать, что мне нравится ваше платье.

Я опускаю взгляд на леопардовый принт и краснею.

— Спасибо. — Затем ощущаю, что на меня — почти выжидающе — смотрит и Уолт, поэтому торопливо благодарю ее за то, что она нам поможет.

— Как я уже сказала, поженить вас будет для меня удовольствием, — уверяет нас судья. — Я не хочу вас торопить, но у меня есть только десятиминутное окно в расписании. Если вы готовы, тогда… — Она кивает в сторону зала суда, и все понимают намек.

Блондин начинает действовать и распахивает перед нами дверь. Судья Мазерс заходит первой, а затем Уолт машет блондину, чтобы тот шел вперед, и придерживает дверь для меня. Когда я иду мимо, свободная рука Уолта на мгновение касается моей поясницы, и это прикосновение запускает цепную реакцию в теле. Один нерв срабатывает за другим, пока меня всю не охватывает тревога.

Я быстро поворачиваюсь и понижаю голос, чтобы меня слышал лишь он:

— Не понимаю. Разве мы не должны сколько-то дней подождать между тем, когда получим разрешение на брак, и тем, когда сможем официально пожениться?

— Такие люди, как мы, — нет, не должны.

Он смотрит на меня сверху вниз почти скучающим взглядом. И мою панику, очевидно, не разделяет.

— О… ясно. — Я кошусь на зал суда, затем оглядываюсь на коридор, как будто прикидывая варианты побега.

— Но если ты передумала, тебе достаточно только сказать…

Я выпрямляю спину и резко разворачиваюсь к залу суда.

— Нет. Конечно, нет. Я просто не была уверена в процедурах. Давай… поженимся.
Глава 2
Я не из тех девушек, которые фантазируют с самого детства о том, какой будет их свадьба. Я не мечтала о вечеринке, о пышном платье от Веры Вонг, о шумном девичнике или о романтическом медовом месяце. Тем не менее, я не могу не признать, что даже вообразить не могла такой своей свадьбы: когда мы быстро пересекли зал суда и поспешно поставили подписи на брачном договоре. И вот теперь я стою напротив мужчины, с которым обменялась всего парой слов. Честно говоря, мой разговор с таксистом по дороге сюда был дольше.

Краем уха улавливаю классические свадебные слова. Судья Мазерс произносит брачную клятву, затем говорит мое имя, побуждая за ней повторить. Кажется, я повторяю все правильно, но точно не знаю. Все происходит будто во сне — словно голова Уолта в любую секунду превратится в тысячу змей, после чего я проснусь в поту, пытаясь понять, что это значит.

— Не желаете ли обменяться кольцами? — спрашивает судья Мазерс Уолта.

Он качает головой.

— Не сегодня.

Ответ не смущает судью, но смущает меня.

Я сцепляю руки в замок и большим пальцем провожу по безымянному, пытаясь понять, почему отсутствие кольца, которое абсолютно ничего не символизировало бы, ранит мои чувства. Дело не в самом кольце. Я не жажду бриллиантов. Мне было бы все равно, из какого металла было бы сделано это кольцо или с каким оно было бы камнем. Наверное, я просто хотела хотя бы чего-то. Хоть какого-то признака, что в основе фарса со свадьбой лежит не просто бизнес. Что ж, хотеть этого было по-детски. Мама вчера изложила условия достаточно ясно, и я никогда не забуду, каким отчаянием был пропитан ее голос.

«Нищие» — это слово, которое до вчерашнего дня я никогда от Джулианны Брайтон не слышала. Всего лишь за один телефонный звонок я узнала, как много мои родители скрывали от меня и моих братьев и сестер на протяжении долгих лет. Им грозил полный крах. Оказавшись по уши в долгах, они столкнулись с неминуемыми последствиями: их дома, машины, одежда — все это будет конфисковано банком. Они останутся без гроша и без возможности позаботиться о себе и о моих младших братьях и сестрах. В их сплоченном социальном кругу они, без сомнения, столкнутся с публичным унижением. Их репутация будет навеки запятнана. Сначала, пока я слушала, как мать описывает их печальные обстоятельства, голос внутри меня тихо радовался — вот и хорошо, им давно следует получить дозу реальности, — но потом злорадство иссякло. Мама все плакала, и я поняла масштаб катастрофы. Я понятия не имела, сколько долгов у них накопилось. Я понятия не имела, что можно уйти так далеко за точку невозврата. Мой отец брал кредиты, а когда в банках ему стали отказывать, занял деньги у своего друга Уолтера Дженнингса-старшего.

Все это не укладывалось в голове. Отец унаследовал от моего деда тьму денег — больше, чем один человек способен потратить за целую жизнь. И тем не менее они — раз! — и исчезли.

— А его акции в «Диомедике»? — спросила я ее, предполагая, что последний вариант у них еще есть.

— Какие акции? — выплюнула в ответ моя мать с таким ядом в голосе, что я почти испугалась. — Все, что было у твоего отца, он десять лет назад продал в попытке спасти свою гребаную издательскую компанию. Миллионы, Элизабет. Он вложил в умирающую отрасль миллионы. Почему? Потому что он верит в печатные СМИ. Ему невыносима мысль о том, что люди больше не читают газеты. Господи боже.

— И знаешь, что еще? Дело не только в этом. Он вкладывал деньги в умирающие предприятия направо и налево. В абсолютно нелепые предприятия.

Я хотела заметить, что часть вины лежит и на ней, что она тратит, тратит и тратит, как будто деньги растут на деревьях.

У судьи жужжит телефон, отвлекая ее от церемонии, а меня от моих мыслей.

Она проверяет уведомление и морщит лицо.

— Давайте поторопимся. Я опаздываю.

— Все в порядке. — Уолт машет мужчине в очках. — Почему бы нам просто не подписать свидетельство о браке? Мейсон?

Мужчина подходит к судейской трибуне с хрустящим листом бумаги в руке.

— Спасибо, — говорит Уолт Мейсону, который, как я теперь предполагаю, является его помощником.

Судья Мазерс берет свидетельство и быстро ставит внизу свою подпись.

— Извините, что тороплю, но думаю, вы и сами не против побыстрей пожениться. Поцеловать невесту и все остальное сможете наедине, — говорит она, подмигивая.

Уолт откашливается, и я заливаюсь краской и опускаю взгляд в пол. Знать не желаю, увидел ли он, что я покраснела.

Думаю, что даже по стандартам гражданской церемонии наше бракосочетание прошло экстремально молниеносно.

Судья Мазерс выходит с нами из зала суда, поторапливая нас, чтобы она могла вернуться к работе. Кажется, никто не возражает, поэтому я говорю себе, что тоже не возражаю.

Она уходит по коридору, а Мейсон говорит Уолту, что будет ждать его снаружи. Затем он уходит вперед, решив спуститься по лестнице, а не воспользоваться лифтом. Интересно, это Уолт ему приказал? Или он интуитивно понял, что я была бы признательна за минутку наедине со своим новоиспеченным мужем?

Есть миллион вещей, которые хочется спросить у Уолта, но я останавливаюсь на вопросе, который стоит во главе моего списка.

— Просто любопытно… зачем тебе жениться на мне? Что тебе от этого будет?

Наверное, следовало задать ему этот вопрос до того, как мы рука об руку вошли в зал суда, но я все равно хотела бы знать.

— Так наши семьи смогут сохранить контроль над «Диомедикой», — отвечает он, целеустремленно возвращаясь к лифту. Кажется, он не способен замедлиться, даже когда очевидно, что мне трудно за ним поспевать.

— Сохранить контроль? Ты имеешь в виду доли акций? — Упс. Не повезло ему. Разве он не знает, что мы разорены? — Надеюсь, это не единственная причина, потому что ты ошибаешься — мой отец давным-давно продал все свои акции. Я их не унаследую.

Когда мы подходим к лифту, он вздыхает, как будто ему неприятно вводить меня в курс дела. А когда заговаривает, в его голосе слышится резкое нетерпение.

— Да, он продал свои личные акции. Их доля была несущественной, и она меня мало волнует. Основная часть акций вашей семьи сохранена в трасте. Разве родители тебе это не объяснили?

Мама коротко упомянула о трасте во время нашего телефонного разговора. Но потом наговорила еще столько всего, что неудивительно, что у меня в голове все смешалось.

— До вчерашнего вечера меня держали в полном неведении, — отвечаю я, пытаясь подражать его резкому тону. Пусть знает, что и я от происходящего не в восторге. — Слишком много информации нужно было усвоить. Особенно для человека, у которого абсолютно нет деловой хватки.

Его взгляд на мгновение падает на мое платье, после чего он выгибает бровь, словно лучшее тому доказательство — мой внешний вид. Я знаю, что он уже навесил на меня ярлыки. Поэтому и не удивился, услышав, что я не разбираюсь в бизнесе. Я скрещиваю руки на груди и прищуриваюсь — ровно в момент, когда он поднимает глаза.

Звякает прибывший лифт, дверцы раздвигаются, но мы еще секунду стоим и глядим друг на друга. Затем Уолт презрительно усмехается, качает головой и шагает в лифт первым. Встав рядом с ним, я подумываю, не нажать ли на кнопку аварийной остановки, чтобы мы могли продолжить разговор. Спуск слишком быстрый, а я хочу получить ответы.

Мы стоим бок о бок, глядя прямо перед собой. Такое впечатление, что я ему полностью безразлична. Но почему? Я же ничего ему не сделала.

— Так как это работает? — неуверенно спрашиваю.

Он бросает на меня косой взгляд.

— Что именно?

Я стараюсь не сглотнуть.

— Траст.

— У меня нет времени объяснять тебе, что такое трастовый фонд…

— Нет. Как это работает в нашей ситуации?

Боже, он всегда так бесит?

— Если коротко, то наши деды создали траст сразу после того, как «Диомедика» стала публичной компанией. Они видели, что происходило с традиционными семейными династиями той эпохи: отцы пахали и сколачивали состояния, их сыновья вырастали избалованными транжирами, а легионы внуков ссорились и растрачивали оставшиеся от фамильного богатства гроши. Наши деды хотели поступить по-другому. Они изолировали основную часть богатства наших семей, надеясь, что наши отцы зарекомендуют себя как неиссякаемые факелы, а не как недолговечные фонарики на батарейках. Что ж... сделав так, они поступили умно.

— Почему?

— Без обид, но твой отец идиот, когда дело доходит до денег, а мой — алкоголик со склонностью к азартным играм, поэтому будущее наших семей — это мы.

Лифт резко останавливается. Мы уже на первом этаже здания суда, и Уолт уже снова уходит, шагая так, как будто ему нужно побывать еще в миллионе мест.

— Как старший внук, я являюсь доверенным лицом, ответственным за надзор за активами траста. Эта работа только что стала намного сложнее, чем была пять минут назад.

— Потому что мы поженились? — предполагаю я.

— Да. Наш брак стал спусковым крючком для передачи активов всем бенефициарам. Вообще-то... было бы достаточно любого брака между Дженнингсом и Брайтоном. Я мог бы жениться на любой из твоих сестер, а ты могла бы выйти замуж за моего брата, но что ж... поженились мы.

Какие до нелепого устаревшие правила.

— Все равно не понимаю. Что случилось бы со всеми этими деньгами, если бы никто из нас не женился?

Он вновь вздыхает и смотрит на часы. Затем снова качает головой.

— Твои родители оказали тебе медвежью услугу, скрыв от тебя эту информацию.

Сложно не согласиться.

— Если бы мы не поженились, то через неделю «Диомедика» стала бы институциональным инвестором, и тогда компания контролировала бы управление трастом. Другими словами, правила изменились бы.

— И наши семьи потеряли бы все эти деньги, — говорю я, сложив данные воедино.

— Именно так. Акции были бы повторно поглощены «Диомедикой». Наши деды, возможно, и хотели нас поддержать, но по-настоящему они всегда были преданы только компании.

— Ясно.

Он коротко кивает, после чего поворачивает к главным дверям.

Я спешу догнать его.

— Однако ты так и не ответил на мой вопрос. Для чего это тебе самому? Я имею в виду, твои личные мотивы.

Он улыбается, но нисколько не искренне.

— Нет никаких личных мотивов, Элизабет. Это все бизнес. Так случилось, что я тоже верю в будущее «Диомедики». Я генеральный директор и хотел бы остаться у власти, чтобы продолжить наследие наших дедов.

Ничего личного. Точно. Снова ощущаю укол разочарования. Я знаю, откуда это берется: из совершенно нелепой части моей психики, сформированной детством. Подозреваю, что именно по этой причине я сегодня пришла сюда.

Уолт открывает дверь, и ветер с улицы хлещет меня по лицу. Словно отрезвляющий душ.

Прошло менее получаса, и я теперь новобрачная. Из меня, словно шампанское из бутылки, рвется смех. Какое безумие!

— И что теперь? — шокированно спрашиваю Уолта.

— Скажи родителям, что к концу дня они получат банковский перевод. У них должно получиться погасить большую часть долгов, как мы и обсуждали.

Боже. Неужели обязательно быть настолько прямолинейным? Он будто не замечает, как это странно — брак с совершенно чужим человеком.

Он идет прямиком к черному «эскалейду», припаркованному у обочины. Рядом с внедорожником стоит Мейсон. Увидев Уолта, он быстро открывает для него дверцу и отступает назад. Прежде чем сесть в машину, Уолт оглядывается на меня.

— Скоро с тобой свяжется мой помощник.

Я хочу потребовать больше ответов, но потом понимаю, что я все утро приставала к Уолту с вопросами и что устала вести себя, как потерявшаяся собачонка. Уж лучше останусь в неведении, чем буду и дальше выставлять себя перед ним дурой.

Я киваю.

— Окей. Желаю хорошо провести... — я запинаюсь на единице времени, чтобы закончить прощание. День? Неделю? Месяц?

Уолт замечает мое замешательство и, склонив голову, отвечает за меня:

— Хорошо провести жизнь. — Затем садится в машину и захлопывает за собой дверцу.

Я понимаю, что хмурюсь, лишь после того, как его внедорожник сворачивает за угол и оставляет меня на тротуаре одну.
Глава 3
Возвращаясь в отель, я ожидаю, что люди будут смотреть на меня странно из-за того, что я только что сделала. В моей голове они все знают. Бьюсь об заклад, что человек в котелке, выгуливающий собаку, отводит глаза просто из доброты. А женщина в ярко-красной парке умирает от желания высказать мне, какой надо быть идиоткой, чтобы пойти на такой брак. Но ни один прохожий не останавливает меня по пути. В небе не взрываются фейерверки. А в гостиничном номере меня даже не ждет свадебный торт. Все как обычно, и из-за этого все почему-то кажется еще хуже.

Может, позвонить на стойку регистрации и спросить, могут ли они поменять мой обычный номер на люкс для новобрачных? Хотя вряд ли у этого бюджетного Radisson с выцветшими, местами отстающими от стен бордовыми обоями есть приличные номера для молодоженов.

Я плюхаюсь на кровать грудой бесполезных мышц и костей. Пару секунд смотрю в потолок, потом уступаю желанию проверить на телефоне свой банковский счет. Утром, перед тем как отправиться в суд, я уже заглядывала в приложение, но делаю это снова — просто чтобы убедиться, что ничего не изменилось. С облегчением вижу, что там еще достаточно денег, чтобы продержаться на плаву месяц-два, если я правильно разыграю карты. Баланс на кредитке — предмет моей гордости, учитывая, как сильно моей матери нравится угрожать лишить меня средств. Мама думает, что для меня это станет концом света, но она не знает, что последние несколько лет я копила наличные так усиленно, как будто Казначейство США собиралось прекратить их печатать. Мои чрезвычайный фонд невелик, ведь я только-только закончила Школу дизайна Род-Айленда, но сейчас у меня, вероятно, денег побольше, чем у родителей. Я улыбаюсь, и мне сразу же становится стыдно.

Хотела бы я перестать метаться взад и вперед, переходя с одного конца спектра эмоций к другому. Я завидую по-настоящему злым социопатам, бессердечным животным, которые, не моргнув глазом, оставят свою семью в нищете. Или киношным злодеям, которые уходят от взрыва, не оглядываясь назад.

Я же слишком слаба, слишком восприимчива к человеческим страданиям и бедам. Я слишком добрая. Слишком правильная.

Закрыв банковское приложение, я звоню старшей сестре. Мы не особенно дружим, даже переписываемся нечасто, но время от времени разговариваем. После откровений вчерашнего вечера я умираю от желания узнать, что она затеяла.

Шарлотта отвечает после бесконечной череды гудков каким-то запыхавшимся голосом.

— Лиззи?!

И… да, это прозвище она использовала всю мою жизнь, хотя оно действует мне на нервы.

— Привет, Шарлотта. У тебя есть минутка, чтобы поговорить, или ты занята?

Съеживаюсь от того, как это звучит — словно я не хочу выводить ее из себя, хотя именно я пожертвовала собой ради семьи. Это у меня новая фамилия.

— О, думаю, несколько минут у меня есть. Я только что пробежалась на лыжах и жду, когда остальные догонят меня, чтобы потом пойти завтракать.

— Ты в Аспене?

— Боже, нет. В Вейле. Аспен бывает чересчур… многолюдным. Каждая знаменитость, которая стоит больше двух центов, приезжает со сноубордом и надеется вписаться в компанию.

Я издаю, как я надеюсь, сочувственный стон, пока она продолжает просвещать меня о различиях между двумя горными курортами.

— Не говоря уже о том, что по сравнению с Аспеном сюда легче прилетать частным джетом. Тамошний аэропорт переполнен всякими инстаграмщиками, позирующими на летном поле перед своими арендованными самолетами. Печально смотреть, честное слово.

Если не остановить сестру, она будет продолжать целую вечность, поэтому я высоким и нервным голосом прерываю ее.

— А твой водитель? Его зовут Джек, верно? Он тоже с тобой?

— Кто?

— Джек, — повторяю я громче. — Твой водитель. Разве вы с ним не…

Я даю ей возможность договорить за меня, но она так долго молчит, что начинает казаться, что звонок вообще прервался. Отодвигаю телефон, смотрю на него, затем вновь прижимаю к уху — как раз вовремя, чтобы услышать ее хриплый, пронизывающий смех.

— О боже, ты про историю, которую я выдала маме? Будто я сбежала со своим водителем или типа того? Вот умора. Господи, Лиззи, только не говори, что ты на это купилась. Ты что, совсем меня не знаешь?

Я чувствую, как пол номера уходит у меня из-под ног. Перед глазами мутнеет, а сердце бьется в таком быстром ритме, что кажется, будто из моей груди вот-вот вылетит колибри.

— Шарлотта, что ты имеешь в виду?

Мои слова осторожны и взвешены, но сестра, не улавливая моего состояния, продолжает смеяться.

— Мама много лет вынашивала идею о моей помолвке с Уолтом Дженнингсом. Ты знала об этом? Боже мой. Выйти за него? Да никогда. В смысле, у меня есть глаза, и я понимаю, что он симпатичный, из хорошей семьи и все такое, но он жуткий зануда. Все, что он делает, — это работает. Вот сейчас, например, все, кто хоть что-то из себя представляет, находятся в Вейле — без обид — а где же он? Вероятно, в каком-нибудь душном конференц-зале. Нет уж, благодарю. Я хочу от своей жизни совершенно другого. Есть много симпатичных богатых мужчин, которые знают, как расслабляться.

— Значит, ты не сбежала с водителем, потому что безумно влюбилась? — спрашиваю я еще раз, просто чтобы уточнить.

— Нет, Лиззи. Разумеется, нет.

Телефон выскальзывает у меня из руки и мягко ударяется о кровать.

Я слышу, как сестра слегка раздраженно зовет меня, а затем звонок прерывается, и в гостиничном номере воцаряется тишина, какой я никогда раньше не слышала. Я чувствую себя абсолютно опустошенной.

Даже не знаю, как воспринимать эту новость. Она словно соломинка, способная переломить спину верблюду. До этого момента я гордилась собой за то, что я сделала. Моя семья попала между молотом и наковальней, и я была их последней надеждой. Я думала, что стала героиней, но на самом деле сваляла огромного дурака. Моя сестра никогда бы не сделала то, что сегодня сделала я. Она никогда бы не пожертвовала собой. Может быть, это делает ее эгоистичной, а может быть, просто-напросто умной. Как бы там ни было, мне становится тошно.

Я скатываюсь с кровати и ухожу в маленькую ванную, чтобы умыться. Смотрю на себя в зеркало. Под глазами круги. Ночью я почти не спала, и это заметно по моему внешнему виду. Я зачесываю свои темно-каштановые волосы назад, а затем, все еще расстроенная новостями, накручиваю их на руку и завязываю в пучок балерины. Лучше, но лишь незначительно. От моих зеленых глаз до болезненно высоких скул я выгляжу точь-в-точь как мама — человек, о котором я не могу сейчас думать.

Я отворачиваюсь от зеркала и замечаю на полу свои чемоданы. Тот, что с моими художественными принадлежностями, — это то, что мне нужно. Кидаюсь к нему, дергаю за молнию и, открыв, рассыпаю его содержимое вокруг себя.

Я роюсь в устроенном беспорядке, собирая все, что мне нужно, чтобы я могла сесть за столик в углу. Пытаюсь убедить себя, что сделанное сегодня не так уж и важно. Моя повседневная жизнь не изменится. Мои надежды и мечты о себе не должны исчезать. Конечно, юридически я замужем, но кого это волнует?

Я открываю коробку с пастелью, сдуваю пылинки и рассматриваю огрызки мелков, пытаясь определить, сколько еще я смогу ими порисовать, прежде чем придется купить новый набор. Я заказываю их напрямую в бутике La Maison du Pastel в Париже, и доставка их в Штаты стоит невероятные деньги. Можно найти пастель подешевле в любом художественном магазине в Нью-Йорке, но я предпочитаю работать с натуральной пастелью ручной работы от компании, которая существует с 1700-х годов. Все великие импрессионисты, от Дега до Ренуара, использовали пастель из La Maison du Pastel, и я тоже.

Я тянусь за газетой, которую прихватила по дороге в отель, а затем бросаю ее на кровать. Откидываю в сторону разделы, которые мне неинтересны, пока не нахожу нужное. Улыбаюсь, зная, что история о быстрорастущих фондовых рынках станет идеальным фоном для танцоров, которых я планирую наложить поверх нее. Моя пастель очень пигментированная, поэтому я осторожно прижимаю мелки к газете. Я не хочу, чтобы рисунок был полностью непрозрачным. Нужно, чтобы сквозь цвет проступала газета, чтобы два мира столкнулись. Мои руки двигаются быстро. За годы я хорошо их натренировала. Одна рука рисует пастелью, а другая поворачивает бумагу, растирает пигмент и смахивает излишки.

Я рисую на листах газеты остаток утра и всю первую половину дня, пока не приходит время идти на встречу с риэлтором. Я наняла Лизу, чтобы она помогла мне найти квартиру. Я всегда планировала получить степень в колледже на семестр раньше, а затем перебраться в Нью-Йорк и построить карьеру. Я приехала сюда неделю назад, продав большую часть своего имущества на Род-Айленде. Которого было не так уж много. Почти вся моя мебель была подержанной, ветхой и не стоила затрат на ее доставку через границу штата.

Вчера Лиза написала мне о квартире, которая, по ее мнению, могла бы мне подойти. Она находится в Инвуде — районе, расположенном в самой северной части Манхэттена. Когда, проведя час в метро, я приезжаю туда, Лиза уже ждет меня снаружи. Мы впервые встретились лично, и я сразу могу сказать, что она из тех, кто тратит много времени на свою внешность: легкий загар, осветленные волосы, длинные блестящие ногти и розовая помада. Заметив меня, она с энтузиазмом машет рукой, затем указывает на дом рядом, как бы говоря: «Ты только взгляни!».

Дом представляет собой старое кирпичное здание на углу перекрестка, на первом этаже которого находится закусочная и продуктовый магазин.

— Знаю, снаружи он выглядит неказисто, но дай ему шанс. Квартира на седьмом этаже, — говорит Лиза, заводя меня внутрь и вверх по лестнице.

Мне неловко показывать, что я уже на четвертом этаже запыхалась, поэтому я делаю то, что делает каждый в такой ситуации: дышу незаметными неглубокими вдохами вместо больших глотков. Но обмануть Лизу не удается. Она оглядывается на меня с веселой усмешкой.

— Здесь нет лифта, но ты накачаешь отличную задницу, если будешь каждый день подниматься и спускаться пешком.

Что ж, наверняка.

Остановившись у квартиры номер 703, она достает из сумочки связку ключей, отпирает дверь и широко распахивает ее с видом ведущей игрового шоу.

— Твое скромное жилище.

Скромное, это уж точно. Я не такая привередливая, как остальные члены моей семьи, но это самое унылое место для жизни по стандартам любого. Облупившаяся краска на стенах, затхлый воздух, следы протечек воды на потолке. Тем не менее, я стараюсь не зацикливаться на плохом и ищу плюсы: в гостиной есть большое окно, в спальне поместится двуспальная кровать, а прошлый жилец оставил неуклюжее чудовище в виде шкафа, который я никогда не смогла бы поднять и затащить сюда самостоятельно. В нем идеально уместятся все мои художественные принадлежности.

Я поворачиваюсь к Лизе, которая еще стоит у двери, чтобы не мешать мне осматриваться.

— Я беру ее, — говорю как ни в чем ни бывало.

Ее брови в шоке взлетают на лоб. Бьюсь об заклад, она предполагала, что я дам деру отсюда, словно у меня загорелись штаны, но нет, я с радостью подпишу все бумаги. О чем я ей и сообщаю.

— Отлично! — объявляет она, направляясь пружинистой походкой ко мне. — Вот договор. Если заполнишь сейчас, я смогу отсканировать его, когда вернусь в офис. Также арендодателю потребуется оплата за первый и последний месяц аренды, плюс страховой депозит. Точную сумму не помню, но как только узнаю, сразу отправлю тебе на электронную почту.

Я киваю, пытаясь прикинуть, какой может быть эта сумма. Надеюсь, мне хватит денег.

— Затем будет нужно проверить твою биографию, — продолжает она, передав мне договор. — И кредитную историю. А также им понадобятся данные о твоих доходах за последние два года.

Что?

— Зачем им нужны данные о доходах?

Она смущается, словно обычно ей не приходится объяснять это клиентам.

— О, просто чтобы подтвердить, что твоя зарплата соответствует минимальному порогу. Есть алгоритм, который любят использовать арендодатели. Обычно они просто хотят убедиться, что предлагаемая арендная плата значительно ниже твоего ежемесячного дохода. Ты же знаешь правила.

Вообще-то не знаю. В колледже я жила в общежитии, оплачиваемом за счет стипендии. А до учебы жила дома, в огромном особняке моих родителей в Коннектикуте — в том самом особняке, за который они, очевидно, годами не платили по ипотеке.

— А если у меня нет кредитной истории и данных о доходах? — мягко спрашиваю я. — Может, вместо этого я заплачу за аренду за несколько месяцев вперед?

Лиза хмурится.

— Боюсь, это не вариант. На удивление трудно выселить жильца из квартиры, как только он въехал. Для арендаторов существуют всевозможные меры защиты, поэтому арендодатели хотят убедиться, что человек в состоянии платить весь срок аренды, а не только за несколько месяцев. Их, в принципе, можно понять.

Я киваю, и она, вероятно, видит мое огорчение, потому что продолжает:

— Может, подключим посредника? Арендаторы твоего возраста обычно подписывают договор на одного из родителей или опекуна. Таким образом, и ты, и домовладелец оба будете счастливы.

Угу. Ну конечно. Будь у меня кандидаты в посредники, я бы с радостью выбрала этот вариант. К сожалению, мои родители абсолютно ни на что не годны, учитывая, сколько у них долгов, а мои братья и сестры тоже не смогут помочь. Только двоим из них больше восемнадцати. Шарлотта не работает, а Джейкоб еще учится в колледже. У меня есть дядя в Миннесоте — брат моей мамы, — но я видела его всего несколько раз, и ни разу с тех пор, как мне исполнилось двенадцать, поэтому и его я о помощи попросить не смогу.

— Может, ты спросишь у домовладельца, не сделает ли он исключение на один раз? — спрашиваю я с умоляющей улыбкой. — Как я уже сказала, я буду не против заплатить месяца за три вперед, а если продам некоторые свои вещи, то смогу продолжать вносить предоплату.

Ее брови сходятся на переносице.

— Продашь свои вещи?

— Свои художественные работы.

Тут она теряет терпение.

— Значит, ты работаешь на фрилансе? Это сделает все еще сложнее. Любой домовладелец в городе захочет, чтобы у тебя был поручитель.

— Но ты не могла бы просто спросить? Пожалуйста?

Лиза кивает, словно соглашается это сделать, но видно, что она уже списывает меня со счетов.

Выйдя на улицу, мы прощаемся, и, уходя, я чувствую безнадежность.

Придется какое-то время пожить вместо квартиры в отеле, что отстойно. Пусть это и бюджетное место, оно все равно истощает мои средства быстрее, чем мне хотелось бы, и номера там ужасно крошечные.

Во второй раз за день я ощущаю себя идиоткой. Я окончила колледж, вынашивая план переезда в Нью-Йорк, и мне стыдно признаться, что я думала, будто это получится проще, чем оказалось. В глубине души хочется обвинить родителей в том, что они не подготовили меня к реальному миру. Я жила невероятно уединенной жизнью, пока не уехала в колледж, и это сказывается на мне сейчас. Какой идиот не знает, что без кредитной истории и справок о прошлых доходах снять квартиру нельзя? Видимо, этот идиот — это я.

Пока жду в метро поезд и продолжаю корить себя, у меня звонит телефон. На секунду расцветает надежда, что это Лиза перезванивает с хорошими новостями, но номер мне незнаком. Обычно я отправляю такие звонки на автоответчик, но сейчас отвечаю — вдруг Лиза звонит мне с рабочего телефона или типа того.

— Алло?

— Здравствуйте. Я говорю с Элизабет? — спрашивает женский голос.

— Э-э, да. — Позади со скрежетом останавливается поезд, и я зажимаю открытое ухо, чтобы лучше слышать человека на другом конце линии. — Могу я спросить, кто звонит?

— Это Эйприл, ассистентка мистера Дженнингса, — отвечает она деловым, чопорным тоном.

— Помощница Уолта?

— Да, мистера Уолтера Дженнингса Второго.

Боже, как пафосно.

— О, хорошо.

— Да, извините, если я застала вас в неподходящее время, но мне нужно обсудить с вами несколько вопросов.

— Подождите, не понимаю. Я думала, что помощник Уолта — Мейсон.

— Да, верно. Мейсон — первый помощник мистера Дженнингса. А я занимаюсь рутинной работой.

Думаю, она хотела, чтобы ее заявление прозвучало самоуничижительно, но наступает тяжелая пауза, и мы обе осознаем, что она только что назвала рутинной работой меня. Не выдержав, я смеюсь.

— Может, у нас получится сделать вид, что я этого не говорила? — спрашивает моя собеседница, и ее голос звучит ужасно смущенно и гораздо менее профессионально, чем в начале разговора. Думаю, мы обе решили отбросить притворство.

— Конечно, да. Все в порядке. О чем вы хотели поговорить? Я жду поезд, поэтому беспокоюсь, что звонок может оборваться в любую секунду.

— О! Тогда я буду кратка. У меня есть пакет информации от адвоката мистера Дженнингса для отправки вам по электронной почте. Нужно, чтобы вы просмотрели его, подписали и отправили обратно по электронной почте как можно скорее.

— Что в пакете?

— Не знаю. Он защищен паролем с вашим номером социального страхования, поэтому я не могу его просмотреть.

— Вы серьезно?

— Ну… да.

— Вам не кажется, что это несколько странно?

— Боже, да. — Она смеется. — Я думала, я единственная, кому так показалось.

У меня выскакивает смешок, и она понижает голос:

— Вы правда утром поженились с Уолтом в суде? По офису пошли слухи, но я не осмелилась в них поверить.

— Да… все так и есть.

— Обалдеть.

— Вы с ним друзья? — импульсивно спрашиваю я, желая раздобыть хоть какую-нибудь информацию об Уолте.

— Друзья? Э-э, совсем нет. — Она делает акцент на последних словах, будто хочет подчеркнуть этот факт. — Я работаю на него уже шесть месяцев, и, кроме обсуждений работы, он мне и пяти слов не сказал.

— Значит, он обращается со своими сотрудниками как мудак?

Она секунду обдумывает мой вопрос.

— Мудак — неподходящее слово. Он, в целом, нормальный, просто немного суровый. Или, вернее сказать, отчужденный. Вы понимаете, что я имею в виду — вы же вышли за него замуж.

Я бы и хотела признаться ей во всей правде, но вряд ли Уолту хочется, чтобы его помощники знал интимные подробности его жизни.

Подъезжает мой поезд, и я понимаю, что больше не могу задерживаться на телефоне. Я быстро диктую Эйприл адрес своей электронной почты, и та говорит, что он у нее уже есть. Она позвонила, чтобы просто предупредить меня, что документы срочные.

— Хорошо, хорошо.

— Что ж… это все. Полагаю, мне следует вас поздравить? — шутит она.

Ага. С замужеством меня.

Не теряя ни секунды, я возвращаюсь в отель. Сканирую свою карточку-ключ, распахиваю дверь и беру с кровати ноутбук. Конечно же, меня уже ждет письмо от Руперта Хирша, адвоката Уолта.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 19

скачати