1 2 3 Ім'я файлу: Гессе.docx Розширення: docx Розмір: 64кб. Дата: 23.05.2020 скачати Пов'язані файли: Байрон.docx 3. Проблема «индивидуализации» и возможности внутреннего обновления человека в творчестве Г. Гессе. В 1920 году Гессе писал своему другу Людвигу Финку: «После войны и нескольких лет, потерянных на чиновничьей службе, я уже не мог начать с того места, на котором остановился... я научился по-новому смотреть на мир, а именно, путем сопереживания времени и психоанализа я совершенно переориентировал свою психологию. Мне ничего не оставалось, если я вообще собирался продолжать, как подвести черту под ранними работами и начать заново. То, что я теперь пытаюсь выразить, это частично вещи, которые еще никем не были выражены... Кое-чего из того, что я сейчас пробую, вообще не было в немецкой литературе...» [2, с. 86]. Эти слова свидетельствуют о коренном переломе в творчестве Гессе, причем этот перелом писатель совершенно недвумысленно связывает с тяжелым душевным кризисом и знакомством с психоанализом, сыгравшем решающую роль в его духовной жизни. Вследствие серьезного нервного потрясения, вызванного невзгодами войны и семейными неурядицами, Гессе в апреле 1916 года был вынужден обратиться в частную психиатрическую клинику в Зоннматте. Здесь он прошел курс электротерапии и имел 72 психоаналитических сеанса с учеником К. Г. Юнга доктором Иозефом Бернхардом Лангом. С этого времени писатель начинает интенсивно заниматься психоанализом и усердно изучает сочинения Фрейда, Юнга, Штекеля. В последующие годы он повторно берет сеансы у И. Б. Ланга и К. Г. Юнга. Результатом этих занятий является тотальное углубление в свой внутренний мир, постоянное самонаблюдение, самоанализ и полная переориентировка психики. Поиски абсолютной внутренней правды, возможностей примирения противоположных душевных содержаний и путей достижения внутренней гармонии отныне на долгое время становятся основной задачей писателя. Во всей «глубинной психологии» особый интерес Гессе вызвала проблема «индивидуации» и скрытые в ней возможности внутреннего обновления человека. И это не удивительно, т.к. автор «Демиана» и «Степного Волка» был тесно связан с традиционным гуманизмом и проблема человека всегда стояла в центре его интересов. К тому же Гессе принадлежал к интровертированному типу художника, который с самого начала не ставил своей задачей изображение внешнего состояния мира и социально-эмпирической действительности, а стремился к передаче внутренней жизни индивидуума, к описанию его душевных переживаний и неустанно искал пути к наиболее полной реализации тех душевных возможностей, которые заложены в каждом отдельном человеке. И как раз в этом отношении психоанализ представлялся писателю важным инструментом в познании таинственной жизни глубин человеческого существа. Кроме того, новая психология, по мнению Гессе, заново ориентировала человека и открывала перед личностью совершенно ей неведомые пути. Писателю, несомненно, должно было быть симпатичным и положение «аналитической психологии» о том, что весь человек вырастает из самого себя благодаря своей внутренней духовно-физической структуре, что накладывает особую ответственность на каждого отдельного человека за то, чего он достигнет как личность. Однако, особенно привлекательным в «глубинной психологии» Гессе представлялось то, что предложенная психоанализом техника стимулировала внутреннюю активность индивида, толкала его вперед и приучала не довольствоваться достигнутым на пути самоусовершенствования. Модель человеческой психеи, разработанная в «аналитической психологии» с положением о «Самости», как идеальной возможности, к осуществлению которой надлежит стремиться человеку, представлялась писателю особенно плодотворной теоретической основой в его поисках оптимальных возможностей на тернистом пути вочеловечивания [5, с. 133-134]. В одном письме 1943 года Гессе развивает свою концепцию человека, на которой в какой-то мере сказывается и его увлечение психоаналитическими теориями, однако, с другой стороны, явственно ощущается и та гуманистическая трактовка, которую претерпевают положения юнгианской психологии в творчестве писатели. «Вы говорите так, пишет Гессе, как будто Я величина известная, объективная. Но это совсем неверно; в каждом из нас два Я. И тот кто знал бы, где начинается одно и кончается другое, был бы совершенным мудрецом. Наше Я, субъективное, эмпирическое, индивидуальное стоит наблюдать за ним, оказывается весьма изменчивым, капризным, крайне подверженным всяческим влияниям. Так что, это не та величина, на которую можно твердо полагаться, и тем более не может она служить нам мерой и внутренним голосом. Но есть и другое Я, оно скрыто в первом Я, переплетается с ним, но спутать его с ним нельзя. Это второе, высшее, священное Я («Атман» индусов, его Вы отождествляете с «Брахмой») лишено личного смысла, оно означает меру нашей причастности к богу, к жизни, к целому, к внеличному и сверхличному. Следить и следовать за этим Я уже более благородное занятие» [1, с. 347]. Под первым Я Гессе подразумевает внешнее проявление личности, то, что в психологии Юнга принято называть «Маской» или «Персоной», в то время как высшим Я писатель обозначает вторую душевную инстанцию, известную в «аналитической психологии» под названием «Самости». «Самость» у Гессе, в полном соответствии с требованиями «глубинной психологии», является целью внутреннего развития человека, вплоть до того, что в основу большинства поздних произведений писателя положена схема процесса индивидуации, как она описана в сочинениях Юнга и его последователей. Разумеется, Гессе не был слепым последователем ни Фрейда, ни Юнга, он не пытался механически перенести психоаналитические построения в художественное творчество. Художественные произведения Гессе, являясь «отражениями» отдельных этапов сложного пути самопознания и самовыражения, как бы документируют многолетние усилия на пути индивидуации самого автора. Гессе приблизительно так же осмысливает проблему индивидуации, как и Юнг, акцентируя момент перелома и постепенное продвижение к целостной личности, интегрирующей сознательную и бессознательную психею. Процесс индивидуации, как он описан в психологической литературе, состоит из двух основных этапов. Первый из них заключается в «инициации во внешний мир» и завершается формированием Я, или, говоря иначе, «Маски», т. е. того проявления личности, «которая человек, по сути дела, не есть, но за которую он сам и другие люди принимают его». Вторая же ступень заключается в «инициации во внутренний мир» и является процессом дифференциации и отмежевывания от коллективной психологии. Причем сам Юнг, говоря об индивидуации, в большинстве случаев подразумевает лишь только вторую ступень внутреннего становления, именуемую им также и «восамлением». Собственная психографическая схема внутреннего формирования личности, описанная Гессе в статье «Немного теологии», в основных чертах повторяет главные этапы процесса индивидуации. Причем особое внимание писатель уделяет феномену «отчаяния», который завершает разумную ступень в развитии индивида и предваряет «магическую» стадию. «Отчаяние» свидетельствует о том, что индивид «созрел» для сложного процесса «вочеловечивания» и может приступить к индивидуации, или точнее, ко второму ее этапу, который, согласно Гессе и Юнгу, есть наиболее ценный отрывок внутренней биографии человека. Индивидуация в понимании Юнга заключается в ступенчатом приближении к содержаниям и функциям психической целости и в признании воздействия ее сознательных и бессознательных содержаний на сознательное Я. Она начинается отмежевыванием от псевдоличностности «Маски» и продолжается углублением в бессознательные сферы, которые надлежит поднять в сознание. Таким образом, индивидуация подразумевает расширение сферы сознательной жизни индивида и неукоснительно должна привести к познанию самого себя тем, чем человек является от природы, в противоположность тому образу, за который хочется ему себя выдавать. Внеличные бездны, которые для успешного протекания индивидуации следует осознать, репрезентируют «фигуры» бессознательного, рассматриваемые Юнгом буквально как персонажи некой внутренней драмы: «Тень», «Анима» («Анимус»), «Самость». Лики бессознательного обладают такими характеристиками, которые позволяют рассматривать их как автономные личности. Именно это обстоятельство использует Гессе, превративший общую схему внутридушевной драмы в важный поэтологический принцип, a различные аспекты собственного бессознательного, выступающие в образе символических «фигур», в действующих лиц своих произведений. Таким образом, персонажи в повестях и романах Гессе являются не отдельными и независимыми личностями, не суверенными литературными образами, а знаками-символами, репрезентирующими те или иные стороны души автора. И находятся эти персонажи между собой в тех же отношениях, что и «фигуры» бессознательного, ведь «действие» в романах Гессе разворачивается не в реальной действительности, а в неком воображаемом душевном пространстве. Особенно четко этот поэтологичеакий принцип сформулирован автором в романе «Степной Волк»: «В действительности никакое Я, даже самое наивное, не являет собой единства, но любое содержит чрезвычайно сложный мир, звездное небо в миниатюре, хаос форм, ступеней и состояний, наследственности и возможностей... Обман основан на простом перенесении. Телесно любой человек есть единство, душевно никоим образом. Также и поэзия, даже самая утонченная, по традиции неизменно оперирует мнимо цельными, мнимо обладающими единством личностями. В существующей доселе словесности специалисты и знатоки превыше всего ценят драму, и по праву, ибо она представляет (или могла бы представить) наибольшие возможности дли изображения Я как некоего множества, если бы только этому не противоречила грубая видимость, обманным образом внушающая нам, будто коль скоро каждое отдельное действующее лицо драмы сидит в своем неоспоримо единократном, едином, замкнутом теле, то оно являет собой единство. Поэтому наивная эстетика выше всего ценит так называемую драму характеров, в которой каждая фигура с полной наглядностью и обособленностью выступает как единство. Лишь мало-помалу в отдельных умах брезжит догадка, что все это, может статься, есть всего лишь дешевая эстетика видимости, что мы заблуждаемся, применяя к нашим великим драматургам великолепные, но не органические для нас, а лишь навязанные нам понятия о красоте классической древности, которая, как всегда, исходя из зримого тела, и измыслила, собственно, эту фикцию Я, действующего лица. В поэтических памятниках Древней Индии этого понятия совершенно не существует, герои индийского эпоса не лица, а скопища лиц, ряды олицетворений. И в нашем современном мире тоже есть поэтические произведения, где под видом игры лиц и характеров предпринимается не вполне, может быть, осознанная автором попытка изобразить многоликость души. Кто хочет познать это, должен решиться взглянуть на персонажей такого произведения не как на отдельные существа, а как на части, как на стороны, как на разные аспекты некоего высшего единства (если угодно, души писателя)». Как видно из этого высказывания, Гессе вполне сознательно и намеренно строил свои персонажи не как характеры и индивидуальности, а как «типы», как знаки-символы, репрезентирующие разные сферы и функции его бессознательного. А постольку писатель с одной стороны снабжал их стойкими инвариантными свойствами, характеризующими соответствующие «фигуры» бессознательного, с другой же стороны наделял их чертами из своего индивидуального душевного опыта. С особой последовательностью данный поэтологический принцип осуществлен писателем в романе «Степной Волк» и критики давно уже стали соотносить персонаж Термины с «Анимой», в Волке же усмотрели проекцию архетипического образа «Тени». Однако, свои наблюдения исследователи до сих пор, в основном, ограничивали романом «Степной Волк», хотя данная поэтологичеакая модель в той или иной степени определяет композицию и структуру большинства прозаических сочинений Гессе. Все произведения Гессе, в том числе и «Степной Волк», начинаются с «отчаяния», завершающего, согласно психографической схеме, предложенной писателем, «инициацией во внешний мир». Отчаяние свидетельствует о несостоятельности «Маски» и связанных с ней нравственно-мировоззренческих установок и направлено поэтому против данной искусственной конструкции личности. Отчаяние и конфликт с «Маской» может окончиться гибелью героя, но в случае успешного преодоления оно открывает перед Я стихию бессознательного, которую надлежит поднять в сознание, что даст возможность человеку обрести свою истинную индивидуальность. Чиновник Клайн, герой новеллы «Клайн и Вагнер», погибает при первой же встрече с бессознательным (или же, если рассматривать образ Клайна как «Маску» некоего психического целого, то можно сказать, что новелла повествует об успешном преодолении коллективной психологии и многообещающем начале индивидуации). Гарри Галлер делает шаг вперед на опасном пути встречи с бессознательным. Он преодолевает следующий барьер, представший перед ним в лице «Анимы». Диалоги Галлера и Термины свидетельствуют о том, что автору романа удалось заставить заговорить образ женственного в своем бессознательном. Свадебный танец в залах «Глобуса» указывает далее на успешное освоение бессознательных содержаний сознанием, а символическое убийство «героини» в конце книги на психологическом языке означает превращение автономного комплекса в психологическую функцию и благополучное завершение важной ступени процесса индивидуании. Конечной целью индиаидуации является достижение психической цельности или, говоря словами Гессе, идеальной возможности, заложенной в человеке [4, с. 43]. Гессе в своих произведениях почти никогда не рисует свершение идеала совершенного человека, а указывает лишь направление, в котором происходит развитие героя, Реализм Гессе не позволял ему изображать такие состояния, которые не имелись в его душевном опыте и в тех редких случаях, когда он все-таки решался воплотить свою мечту и идеальную цель в поэтическую форму, то он прибегал или к иносказанию и сказке, или же к литературной форме легенды (например, «Сиддхартха», последняя глава «Игры в бисер» и др.). Данную поэтологическую модель Гессе практически начинает применять начиная с романа «Демиан». Отныне действие в его произведениях почти исключительно разворачивается не в социально-эмпирическом пространстве, которое писатель именует «так называемой действительностью», а в «магической действительности». С этого же времени и персонажи в его романах перестают быть суверенными действующими лицами с четко вырисованными характерами, которыми они, собственно говоря, в полной мере никогда и не были. Их функция отныне заключается в образно-зримой репрезентации определенных внеличных инстанций психеи самого автора. «Анима» представлена тут образами Евы, Камалы, Терезины, Термины и др.; «Тень» образами Кромера, Вагнера, Пабло; а Макс Демиан, Васудева, Моцарт, Гёте, Лео и Магистр музыки репрезентируют «Самость», т.е. ту идеальную возможность, которая заложена в каждом из нас и оптимальная реализация которой должна стать жизненной целью человека. Таким образом, психоанализ сыграл весьма важную роль в творчестве Гессе: он связал теорию индивидуации со своей мечтой о совершенном человеке и гармонической личности и трансформировал ее в сферу жизнеутверждающего гуманизма. ЗАКЛЮЧЕНИЕ На раннем этапе творчества Г. Гессе формирует особую концепцию человека: одиночество и чудачество героя как защита от внешнего мира, поиск собственного пути как единственного спасения в хаотичном и негармоничном мире. Большинство его произведений выстраиваются как духовные биографии персонажей, неустанно ищущих пути к постижению окружающего мира и самих себя. Например, «Петер Каменцинд» открывает целый ряд произведений Г. Гессе, где главными героями являются люди незаурядные, «выламывающиеся» из своего окружения, чаще это художники, музыканты. Писатель в своем ключе раскрывает конфликт между филистером и энтузиастом, неоднократно обыгрываемый немецкими романтиками. Концепция человека, созданная писателем на раннем творческом этапе уникальна. Ее неповторимость заключается в выявленных противоречиях, которые рождают парадоксы: мир обывателя (социальная действительность) составляет оппозицию с миром мечтателя, фантазера, чудака, «ненормированного» индивида, ищущего человека, хоть все они и могут существовать только на основе социальной реальности, так как изначально замкнуты в эти рамки без собственного согласия. Гессе разрушает аксиому о том, что «нормальные» индивиды являются основой существования и развития жизненной формы. Писатель утверждает, что их функция состоит только в охранении и укреплении миропорядка, а своеобразный двигатель прогресса есть сообщество людей, не приемлющих, хоть иногда и частично, нормы и каноны, искусственно созданные. Таких представителей большинство в мире, именно они задают темп и тональность жизни. Так называемые «нормальные» индивиды, по мнению Гессе, также имеют полное право на существование, потому что каждый человек обладает уникальной реальностью, даже если проявляет несовершенство и слабость души. В начале XX века Гессе осмысливает понятие «нового» человека, живущего в быстро изменяющемся мире. По мнению писателя, хаотичный и негармоничный мир порождает одиночество, чудачества героев выступают у него в качестве единственной защиты от внешней среды, а поиск своего пути превращается в сохранение собственной духовной сущности. Гессевская идея человека, основные черты авторского мироощущения и отражения мира были заложены на рубеже первого и второго десятилетий XX века в рассказах циклов «По эту сторону», «Соседи», «Окольные пути», а художественные эксперименты Гессе в ранней прозе развиваются в его позднем романном творчестве. Осознание разницы между отдельной личностью и окружающей ее внешней действительностью в пользу первой приводит, по мнению писателя, к проявлению существования по модели одинокого (и / или своенравного) бытия. В творчестве Гессе весьма важную роль сыграл психоанализ. Оставив в стороне отдельные явно антигуманистические тенденции «аналитической психологии», он связал теорию индивидуации со своей мечтой о совершенном человеке и гармонической личности и трансформировал ее таким образом в сферу жизнеутверждающего гуманизма. Свидетельством этого гуманизма и веры в неиссякаемые возможности, заложенные в человеке, являются и следующие слова писателя: «Я верю в человека, как чудесную возможность, она не гаснет даже и в самой ужасной мерзости и помогает преодолеть самое ужасное извращение и вернуться назад; эту возможность всегда можно чувствовать как надежду, как императив, и та сила, которая заставляет человека мечтать о высших его возможностях, которая снова и снова уводит его прочь от животного, это, должно быть, всегда одна и та же сила, как бы ни именовали ее, сегодня религией, завтра разумом, послезавтра как-то еще. И, видимо, эти постоянные колебания между реальным человеком и возможным человеком мечты и есть то самое, что на языке религий зовется связью человека и бога». 1 2 3 |